Вернулся он совершенно больным, позвонил мне и с горечью сказал, что это совсем другой город. И три дня у него сердце болело, до тех пор, пока не написал стихотворение о Таганроге. И все прошло.
Отца Михаила Исаевича посадили. Впрочем, об этом и о многом другом вы можете прочитать в книге воспоминаний Танича, а я только скажу, что Танич прошел всю войну, вернулся в Ростов-на-Дону, учился в строительном институте на архитектора. В 47-м году по доносу его арестовали, и он отсидел шесть лет в лагерях. Хорошо, что умел рисовать и смог устроиться там художником.
Книга Танича вышла в издательстве «Вагриус». Я в этом издательстве «заварил» серию книг – «Золотая серия юмора», подружился с замдиректора Андреем Ильницким, посоветовал ему издать книгу Танича, познакомил их. И Танич начал писать. Писал очень быстро, боялся, что не успеет.
Дело в том, что именно в этот период у него стало совсем плохо с сердцем, пришлось делать операцию. Ему вставили пять шунтов, и это в семьдесят шесть лет. Он уже начал было выкарабкиваться, как вдруг приступ аппендицита. Его перевезли в военный госпиталь и там сделали операцию. Когда он очнулся, то сразу стал ругаться, что сделали операцию без его разрешения. А какое могло быть разрешение, если у него был перитонит и температура под сорок. Но раз стал ругаться, Лидия Николаевна, жена, поняла, что он выживет.
До этого она ходила к какой-то ясновидящей бабульке, и та сказала:
– Выживет. Но пусть покрестится.
И Танич, встав на ноги, крестился и даже позвал меня в крестные, но я куда-то уезжал и на крестинах быть не смог.
Я приезжал к нему в санаторий «Архангельское», где он после операций приходил в себя, был слабый, но продолжал писать книгу. Книга получилась, естественно, интересная, но могла быть еще интереснее, если бы он не спешил. Очень многого Танич в книге не рассказал. Ну что ж, значит, будет повод написать еще одну.
Был он в «Архангельском» необычно тихим и покладистым, слабым был. Но по мере выздоровления снова возвращались неуемный темперамент и юмор.
К примеру, после второй операции ему сообщили, что делали переливание крови, и он тут же спросил:
– Надеюсь, кровь не от Борьки Моисеева?
После лагерей работал он в городе Волжском, там же начал писать, потом в Москве отвечал в «Юности» на письма читателей, писал фельетоны, а после песни «Подмосковный городок» пришла известность, и Танич уже всерьез занялся песнями.
Я с Михаилом Исаевичем познакомился в 1969 году. Мы с Камовым, Хайтом и Курляндским сидели в редакции «Недели» и делали отдел юмора. Вернее, это они втроем делали, а я принес им свои рассказики.
В дверь заглянул какой-то улыбающийся человек. Феликс что-то сказал, мне послышалось «Танечка». Оказалось – Танич.
Он все время смеялся, шутил. Потом мы стояли на улице впятером. У Танича в руке была трехкилограммовая банка ветчины. Где-то достал дефицитный тогда товар. Вдруг ни с того ни с сего Танич сказал: «Вот мы стоим здесь, шутим, а между прочим, композитор Гамалия может эту банку повесить на одно место, и ничего». Это было так неожиданно заявлено, что мы все просто покатились со смеху.
На одной из встреч у Алика Левенбука Танич вдруг попросил свою жену Лиду почитать стихи. Она читала замечательно, и стихи были очень хорошие. Не случайно потом Лидия Козлова написала такие известные песни, как «Снег кружится» и «Айсберг».
Танич любит праздновать свои и Лидины дни рождения, разные юбилеи. Один юбилей он хотел отметить в Доме литераторов в Дубовом зале, но не знал, как этот зал снять. В те времена Дубовый зал можно было получить только с разрешения секретаря Союза писателей Верченко. Я знал его секретаршу. Танич утверждал, что если Верченко – генерал КГБ, то секретарша – как минимум капитан.
Мы пришли к ней с Таничем, она кинулась нас обнимать, и вопрос был решен.
Танич созвал человек девяносто гостей, были и Вайнеры, и Юрий Владимирович Никулин, и кого только не было.
Я читал юмористическую программу передач, где в 21.00 стояла какая-то, уж не помню, передача. После моего чтения один Никулин заметил и крикнул мне:
– В двадцать один ноль-ноль «Время» идет!
Хайт сказал тост:
– Лида, ты там пишешь песни про холодный айсберг. Мы этот айсберг знаем. Вот он сидит.
Танич не обиделся.
Было очень много тостов и прочего веселья. Только уж тех людей сегодня нет. Ни Хайта, ни Никулина.
Танич рассказывал:
Муж Пьехи Броневицкий заказал Таничу подтекстовку. Танич написал: «Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения».
Броневицкий, любивший выпить, приехал к Таничу домой. Танич уже держал в руках бутылку и стал читать стихи. Прочел две первые строчки. Броневицкий прервал чтение:
– Миша, ты что, смеешься? Кто это сможет спеть «до головокружения»?!
Танич спрятал стихи и сказал, что больше не прочтет ни строчки. Они распили бутылку. Броневицкий просил дочитать стихи, но Танич уперся и не стал.
Через несколько дней он и секретарь Союза композиторов Флярковский сидели в ресторане Дома композиторов. Флярковский должен был идти поздравлять женщин с 8 Марта, попросил Танича что-нибудь написать. Тот с ходу сочинил:
У вас внутри,
У нас вовне.
И вы в говне,
И мы в говне.
Флярковский послал Танича и ушел. За соседним столиком сидели Пляцковский с Антоновым. Пляцковский сказал:
– Миша, вот Юра очень хочет с тобой познакомиться.
Познакомились.
Пляцковский купил полстакана икры для дома и ушел.
А Антонов повез Танича домой. И по дороге попросил какой-нибудь текст для песни. Они поднялись к Таничу в квартиру. Лидия Николаевна лежала на диване. Антонов увидел молодую, красивую Лиду и аж обомлел.
Он взял текст. Всю ночь сочинял. Утром спел готовую песню. Посвятил ее Лидии Николаевне. Так появилась песня «Зеркало».
Текст ее по тем временам был действительно несколько сложноват для пения. Однако Антонов нашел тот единственный вариант мелодии, единственный и неповторимый.
Это моя любимая песня.
26 сентября 2000 года в Карловых Варах подошел ко мне высокий седой господин из Израиля и рассказал:
– В конце шестидесятых годов я отдыхал в санатории имени Горького в Кисловодске. Там же отдыхал Михаил Танич.
Однажды вокруг него собралась компания, и одна женщина спросила: «Мишель, вы из горских евреев?» «Да», – сказал Танич. «А с каких гор?» – поинтересовалась женщина. И Танич тут же ответил: «С Синайских».
В конце 60-х Танич еще не был известным поэтом. А человек запомнил его на всю жизнь.
Кстати, с Кисловодском связана такая история.
