Ханна сжала в руках «Блэкберри» Моны, так и порываясь его раздавить. «Почему?!» – хотелось крикнуть ей. Она знала, что должна ненавидеть Мону – в гараже Вондерволов полиция обнаружила внедорожник, на котором Мона ее сбила. Машина была накрыта брезентом, но на переднем крыле виднелась вмятина, а фары были забрызганы кровью – кровью Ханны.
Но Ханна не могла ее ненавидеть. Не могла, и все. Если бы можно было стереть все то хорошее, что она помнила о Моне – как они веселились, когда ходили по магазинам; как завоевывали новые высоты триумфальной популярности; как отмечали годовщины своей дружбы. С кем теперь Ханна будет советоваться по поводу своего гардероба? С кем будет ходить за покупками? Кто теперь будет притворяться ее подругой?
Ханна поднесла к носу мыло с ароматом мяты, запрещая себе плакать: так ведь недолго и размазать тщательно наложенный макияж. Несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и снова открыла почтовый ящик с отправленными эсэмэсками в телефоне Моны. Выделила каждое сообщение, что послала ей Мона за подписью «Э», и выбрала опцию «Удалить все». «Вы действительно хотите удалить?» – спросил дисплей. Ханна щелкнула по опции «Да». Крышка мусорной корзины открылась и закрылась.
Если нельзя удалить их дружбу, она хотя бы удалила свои секреты.
* * *
Вилден ждал Ханну в холле – он вызвался подвезти ее в суд. Она заметила, что глаза у него воспалены, уголки рта опущены – должно быть, вымотался за последнюю неделю, которая оказалась тяжелой, или же это оттого, что ее мама сообщила ему про переезд в Сингапур на новую работу.
– Готова? – спросил он.
– Подождите секунду. – Ханна достала из сумки «Блэкберри» Моны. – Это вам подарок.
Вилден взял у нее телефон, озадаченно посмотрел на него. Ханна не потрудилась объяснить. Вилден – полицейский. Скоро сам сообразит, что к чему.
Он открыл для нее дверцу со стороны пассажирского кресла, и Ханна села в полицейский автомобиль. Перед тем, как они тронулись, Ханна расправила плечи и, сделав глубокий вдох, посмотрелась в зеркало на солнцезащитном козырьке. Ее темные глаза сияли, золотисто-каштановые волосы имели здоровый блеск, крем-пудра тщательно скрывала все синяки. Черты лица тонкие и изящные, зубы ровные, на коже ни одного прыщика. Уродливая полнощекая семиклассница, которую Ханна на протяжении многих недель видела в зеркале, исчезла навсегда. С этой минуты.
В конце концов она – Ханна Марин. Сказочная красавица.
42. Сны – и кошмары – сбываются
Утро вторника. Эмили в платье с коротким цельнокройным рукавом из ткани в горошек, позаимствованном у Ханны, потерла спину, жалея, что она не в брюках. С ней были ее подруги: расфуфыренная Ханна в красном платье-разлетайке; Спенсер в элегантном строгом костюме из материи в тонкую полоску; Ария, как всегда, в многослойном наряде – черное платье свободного покроя с коротким рукавом, надетое на тонкий теплый джемпер зеленого цвета, белые колготки плотной вязки и модные полусапожки, которые, по ее словам, она купила в Испании. Они стояли на холоде на пустынном пятачке около здания суда, в стороне от представителей СМИ, толпившихся у широкой лестницы центрального входа.
– Все готовы? – спросила Спенсер, обводя взглядом подруг.
– Готовы, – вместе с остальными нараспев ответила Эмили.
Спенсер не спеша раскрыла большой мусорный пакет, и девочки, одна за другой, побросали в него разные предметы. Ария – Злую Королеву из «Белоснежки» с перечеркнутыми глазами. Ханна – скомканный листок бумаги с надписью: «Сожалей обо мне». Спенсер – фото Эли и Йена. По очереди они избавлялись от всех напоминаний об «Э». Сначала они хотели все сжечь, но Вилдену эти вещи нужны были в качестве улик.
Наконец настала очередь Эмили. Она с тоской смотрела на последнее вещественное доказательство в своей руке. Это было письмо, которое она написала Эли вскоре после того, как поцеловала ее в шалаше на дереве, незадолго до ее гибели. В нем Эмили изливала свои чувства, клялась Эли в вечной любви. Сверху стояла приписка, сделанная рукой «Э»: «Думаю, ты предпочла бы сохранить это у себя. С любовью, Э».
– Вообще-то, я хотела бы оставить это себе, – тихо сказала Эмили, складывая письмо.
Остальные кивнули. Вряд ли они знают точно, что это, подумала она, но наверняка догадываются. Эмили протяжно вздохнула. В ней до последнего теплилась надежда, что «Э» – это Эли, что Эли каким-то чудом все еще жива. Хотя, конечно же, она понимала, что тешит себя иллюзиями, ведь труп Эли нашли на заднем дворе дома ДиЛаурентисов, и на пальце у нее было кольцо «Тиффани» с ее инициалами. Эмили знала, что должна отпустить Эли… но, сжимая в руках свое любовное послание, она жалела, что ей придется это сделать.
– Нам пора.
Спенсер швырнула пакет с вещдоками в свой «мерседес», и Эмили следом за подругами зашагала к боковому входу в здание суда. Когда они заглянули в зал заседаний с высоким потолком, обшитый деревянными панелями, у Эмили душа ушла в пятки. Здесь собрался весь Роузвуд: ее сверстники и учителя, тренер по плаванию, Дженна Кавано с родителями, подруги Эли по хоккейной команде. И они все смотрели на них. Только Майи Эмили не заметила. Майя вообще не давала о себе знать с пятницы, когда состоялась вечеринка в честь Ханны.
Эмили опустила голову. От группы полицейских отделился Вилден. Он усадил их на пустую скамью. Воздух, пропитанный запахами дорогих одеколонов и духов, трещал от напряжения. Через несколько минут двери зала закрыли, и воцарилась мертвая тишина. Полицейские повели по центральному проходу Йена в оранжевом тюремном комбинезоне. Его волосы были всклокочены, под глазами пролегли огромные лиловые круги. Эмили стиснула ладонь Арии. Ханна взяла под руку Спенсер.
Йен встал перед судьей, суровым лысеющим мужчиной с огромным перстнем выпускника на руке. Тот, сердито глядя на него, спросил:
– Мистер Томас, признаете ли вы себя виновным?
– Я невиновен, – тихо произнес Йен.
Ропот прокатился по толпе. Эмили прикусила изнутри щеку. Закрыв глаза, она снова представила ужасающую картину – на этот раз с новым убийцей, имевшим веский мотив: с Йеном. Эмили вспомнила, что в то лето, когда она по приглашению Спенсер посещала Роузвудский загородный клуб, Йен там подвизался спасателем. Сидел на вышке и покручивал в руках свисток, да с таким видом, будто у него никогда не было никаких забот.
Судья привстал за столом и, не сводя с Йена свирепого взгляда, объявил:
– Ввиду тяжести совершенного преступления и вероятности побега, вы будете находиться под стражей до предварительного слушания, мистер Томас.
Он стукнул молотком и сложил руки. Йен понурился, адвокат ободряюще похлопал его по плечу. Через несколько секунд Йена в наручниках вывели. Заседание было окончено. Члены роузвудского сообщества поднялись со своих мест и направились из зала. И только теперь Эмили обратила внимание на одну семью, которую не заметила раньше, потому что те сидели в первом ряду, и их загораживали полицейские и кинокамеры. Она узнала эффектную короткую стрижку миссис ДиЛаурентис и красивое лицо мистера ДиЛаурентиса, похожего на стареющего актера. Рядом с ними стоял Джейсон ДиЛаурентис в черном костюме с иголочки и темном клетчатом галстуке. Они обнимались. На их лицах было написано облегчение… и, может быть, чуть-чуть раскаяние. Эмили вспомнился ответ Джейсона репортеру программы новостей: «Я мало общаюсь со своей семьей. Очень уж они неадекватные». Может быть, им стыдно, что они так долго не общались. Или у Эмили просто разыгралось воображение.
