Эффект полный.
Через пять минут мы, с трудом разыскав прячущегося за чужими спинами перепуганного Мандельштама, уже сидели в ложе, куда нас провели с поклонами…»
[41]
У «кожаных курток» были спутницы – их секретарши, молодые смазливые барышни с неоконченным средним, что, впрочем, не мешало им заведовать делами своих глянцевито-кожаных начальников. Они были авторами «секретарского шика», подразумевавшего красивые ткани, платья в парижском вкусе с вышивкой и вечерним декольте, теплые элегантные пальто с обязательным меховым воротником или горжеткой, шляпки-клош и полный перебор с макияжем. Корней Чуковский таких презирал: «У его (Бориса Каплуна. – О. X.) дверей сидит барышня – секретарша, типичная комиссариатская тварь: тупая, самомнительная, с тем же тяготением к барству, шику, high life у. Ногти у нее лощеные, на столе цветы, шубка с мягким ласковым большим воротником, и говорит она так: “Представьте, какой ужас, – моя портниха…”»
[42].
Лев Лунин, командир 2-го эскадрона 1-го Отдельного конного полка, в рабочем кабинете. На нем военная шинель и фуражка
Петроград. Февраль 1919 года.
Неплохо одевались военные, служившие в императорской армии и перешедшие на сторону красных. Они донашивали прочные вещи превосходного качества – шинели и полушубки, толстые шерстяные бриджи и галифе из равентуха, «шведские» кожаные куртки, фуражки, папахи, финские шапки, валенки и бурки. Появилась традиция вещами награждать. К примеру, Михаил Павлович, преподаватель Военной академии РККА, получил из «собственных рук» Николая Подвойского папаху и кожаную куртку, «по тем временам весьма ценные и полезные подарки»
[43]. С ними он позже отправился на фронт.
Впрочем, и военные и «кожанки» щеголяли в своей фатоватой одежде неуверенно. Вечером и ночью, а иногда и днем в Петрограде орудовали банды налетчиков. Снимали шубы, костюмы, срывали шапки, безжалостно били и резали пешеходов. Когда шли пешком и без сопровождения, надевали что-нибудь похуже, чтобы не привлекать внимания.
Рисковали и беспартийные щеголи. Слишком красивый «старорежимный» костюм или котелок мог заинтересовать не только налетчиков, но и властей предержащих. Бородка, пенсне, профессорское пальто с каракулевым воротником – все это считали признаками «буржуев», которых без разбора и отдыха шлепали у стен Петропавловской крепости развеселые солдаты и краснощекие краснофлотцы. В ров у равелина можно было угодить просто за банальную серую фетровую шляпу или трусливо дрожащее пенсне.
Красный командир Лев Лунин в шинели времен Первой мировой войны
Павловск, март 1918 года.
Архив О. А. Хорошиловой
Дама, одетая с «секретарским шиком»
Петроград. 1920–1921 годы.
Архив О. А. Хорошиловой
Молодые советские декаденты в маскарадных костюмах
Петроград. Около 1921 года.
Архив О. А. Хорошиловой
То, в чем боялись выходить на улицы, надевали в маскарад. Костюмированные балы по хорошей старорежимной привычке устраивали в январе как бы в память об отмененном Рождестве. Являлись в лучшем, то есть в том, что не износилось и выглядело прилично. Получался хаос, простительный в маскараде, но без хлопушек, задорного конфетти, всполохов цвета и огненной шутки. Владислав Ходасевич присутствовал на костюмированном балу 1920 года в Институте истории искусств: «Помню: в огромных промерзших залах зубовского особняка на Исаакиевской площади – скудное освещение и морозный пар. В каминах чадят и тлеют сырые дрова. Весь литературный и художнический Петербург – налицо. Гремит музыка. Люди движутся в полумраке, теснятся к каминам. Боже мой, как одета эта толпа! Валенки, свитеры, потертые шубы, с которыми невозможно расстаться и в танцевальном зале»
[44].
В начале 1920-х было непросто найти хорошие маскарадные костюмы. Поэтому в дело шли любые предметы – в том числе шторы и трубы граммофонов
Петроград. Около 1921 года. Архив
О. А. Хорошиловой
Любитель восточной эксцентрики в пестром маскарадном костюме, раздобыть который в послевоенном Петрограде было не так просто
Фотография В. М. Коваленко, 1920-е годы.
Коллекция А. А. Классена (Санкт-Петербург)
В январе 1921 года исхудавшие интеллигенты организовали костюмированный бал в Доме искусств, на который особо смелые или более благополучные пришли в тематических нарядах – Юрий Юркун и Ольга Арбенина изображали фарфоровых пастушка и пастушку, Лариса Рейснер, супруга командующего Балтфлотом, явилась Ниной из лермонтовского «Маскарада», Мандельштам был немецким романтиком (коричневый сюртук, оранжевый жилет, сорочка с жабо, жирно подведенные глаза), Одоевцева – дамой Прекрасной эпохи в материнском золотисто-парчовом платье, длинных перчатках и с райской птичкой на голове.
Но главным денди бала признали Николая Гумилева, надевшего, подумать только, черный фрачный костюм, белоснежную сорочку с высоким и очень высокомерным воротничком, какие носили в начале 1910-х.
Скромные модницы советской России за самоваром
