– Он все еще жив? – улыбнулся Клейтон.
– Сегодня он принял важное решение насчет импорта зарубежной продукции.
– Хотите, я поведаю вам о его дальнейшей судьбе?
– Я не стану вас слушать!
– Я пошутил.
– Тогда давайте выпьем за это.
Они выпили еще по одной.
– Вы, наверное, хотите узнать, зачем я сюда приехал, – сказал наконец Клейтон.
Гомес пожал плечами.
– Честно говоря, меня это особенно и не интересует.
– Я люблю пустынные места. Разве можно сравнить их с городом? Только там ты понимаешь, что такое жизнь, не то что в городах. Можешь потрогать любую вещь, приподнять ее и посмотреть, что под ней, не смущаясь тем, что кто-то будет наблюдать за тобой.
– У нас говорят, – сказал Гомес, – если вокруг пустота, есть где разгуляться. Пойдем разгуляемся.
Прежде чем Клейтон успел вымолвить хоть слово, Гомес вышел из бара и, остановившись возле джипа, уставился на беспорядочно брошенные сумки с ярлычками на них. Его губы медленно зашевелились:
– «Лайф». – Он посмотрел на Клейтона. – Даже я знаю, что это такое. Попадая в город, я стараюсь не смотреть ни налево, ни направо, не слушаю радио в барах или магазинах, где отовариваюсь. Но это название я видел на больших журналах. Так ты оттуда?
Клейтон робко кивнул.
Гомес, нахмурившись, принялся рассматривать поблескивавшие на солнце черные металлические предметы.
– Камеры, что ли?
Клейтон кивнул.
– Лежат без футляров. Думаю, ты не все время вез их так, верно?
– Я вынул их совсем недавно. Решил немного поснимать.
– Что тут снимать? – сказал Гомес. – С чего бы это молодому человеку все бросить и примчаться туда, где не осталось ровным счетом ничего, nada. Кладбище, ни дать ни взять. Сдается мне, ты что-то задумал…
– Почему вы так решили?
– Ты то и дело озираешься по сторонам. Ни минуты не можешь постоять спокойно. На небо все время пялишься. И при этом ты не сделал еще ни единого снимка. Ты ждешь чего-то поинтереснее моей текилы, верно?
– Я, – робко пролепетал Клейтон, – я…
Тут-то все и началось.
Гомес внезапно насторожился и посмотрел в сторону холмов.
– Что это?
Клейтон не произнес в ответ ни слова.
– Ты слышишь? Там что-то есть! – сказал Гомес и бросился к приставной лестнице.
Быстро взобравшись по ней на крышу невысокого здания, он хмуро уставился в сторону холмов, прикрывая рукой глаза от солнца.
– По этой дороге никто не ездил уже целую вечность… Может быть, ты скажешь правду?
Клейтон покраснел. Он медлил с ответом, колеблясь.
– Это что, твои друзья? – прокричал ему Гомес сверху.
Клейтон отрицательно покачал головой.
– Твои враги?
Клейтон согласно кивнул.
– С камерами?
– Да.
– Говори погромче, я ничего не слышу!
– Да! – повторил Клейтон.
– Они явились сюда для того же, для чего явился сюда ты, верно? Ты мне так еще и не сказал зачем! – воскликнул Гомес, прислушиваясь к доносившемуся из-за холмов реву моторов.
– Я хотел их опередить, – пробормотал Клейтон. – Я…
И тут от оглушительного рева небо разодралось надвое, и над Санто-Доминго появилась эскадрилья реактивных самолетов, обрушивших на город целую лавину белых листков.
– А это еще что за дьявольщина! – ошалело закричал Гомес, почти успевший спуститься по лестнице.
Одна из листовок залетела, подобно белой голубке, прямо ему в руку, и он с омерзением отшвырнул ее. Клейтон оглядел груду бумаги у своих ног.
– Читай! – приказал Гомес.
Клейтон колебался.
– Текст набран на двух языках.
– Читай, тебе сказано!
В листовке значилось:
Второе предупреждение
Город Санто-Доминго будет подвергнут фотоатаке с воздуха вскоре после полудня тринадцатого июля. Правительство заверило нас в том, что население города было своевременно эвакуировано. Ровно в час сорок пять мы приступим к съемкам фильма «Панчо!».
Стерлинг Хант, режиссер
– Атака с воздуха? – ошарашенно пробормотал Гомес. – «Панчо!»? Режиссер? Неужели Калифорния, которая всегда была и будет испаноязычным штатом, осмелится бомбить Санто-Доминго? – Гомес разорвал упавшую ему в руки листовку в клочки. – Никакой атаки не будет! Это вам заявляет сам Мануэль Ортис Гонсалес Гомес! Мы еще посмотрим, кто кого!
Еще долгое время после того, как затих гром небесный, Гомеса била дрожь возбуждения. Успокоившись наконец, он испытующе посмотрел на Клейтона и направился к бару. Клейтон следовал за ним по пятам. После яркого дня в баре казалось темно, как ночью. Гомес пошел вдоль стойки и, добравшись скорее на ощупь, чем при помощи зрения, до последней стопки газет, пробормотал:
– Наверное, где-нибудь здесь. Да?
Клейтон взглянул на кипу газет и наклонился пониже.
– Ну, что там? – спросил Гомес.
– Первая заметка появилась примерно месяц назад. Если бы вы имели привычку читать свежие газеты…
– Давай читай! – потребовал Гомес.
– Здесь написано… – Клейтон поднес газету к глазам. – Первое июля девяносто восьмого года. Правительство Мексики продало…
– Продало?! Что оно продало?
– Правительство Мексики продало город Санто-Доминго. – Глаза Клейтона бегали по строчкам. – Правительство Мексики продало город Санто-Доминго компании…
– Кому-кому?
– Компании «Кроссроудз филмз», Голливуд, штат Калифорния.
– Киношникам! – возопил Гомес. – Из Калифорнии?
– Заплатив при этом… О господи! – Клейтон поднес газету поближе к свету.
– Назови мне сумму!
– Боже правый! – Клейтон закрыл глаза. – Один миллион двести тысяч песо.
– Один миллион двести тысяч песо? Да это же курам на смех!
– Вот дерьмо!
Гомес посмотрел на стопку газет.
– Когда-то я купил в Мехико очки, но они давно разбились. Новых же я покупать не стал. Зачем они мне? Одну газету в день я уж как-нибудь разберу. А здесь в моем пустом городе я могу не глядя ходить куда угодно, все равно никого не встречу. А тут вот эта дрянь! – Он шлепнул по газете. – Там еще что-то? Читай до конца!
– Здесь говорится о голливудской кинокомпании «Кроссроудз» Они решили сделать римейк «Вива Вилья!»
[24], картины о вашем знаменитом повстанце, назвав ее на сей раз «Панчо!». На город сбрасывали листовки, хотя было известно, что он пустовал при шести американских и двух мексиканских президентах. Но дело в том, что, по слухам…
