Бабула с бойцами поздно подоспели, но отогнали партизан плотным огнем. Пусть останется героем. Парни не возражали.
Они доставили Якова обратно на хутор и похоронили как приличного человека. Добропорядочному обществу было до фени. Хлопцы хихикали по углам. Теперь пан поручик может без оглядки трахать неутешную вдову.
Малолетний Степан, кажется, поверил Нестору. Очень уж прочувственно тот повествовал о подлой выходке партизан. Он гладил малолетку по вихрастой голове и божился, что отомстит за отца.
Ганка плакала в сарае, но безропотно ложилась с Нестором.
Однажды, когда он долго не мог уснуть, она спросила:
– Скажи, Нестор, это ведь ты его убил?
– Да, убил, – неохотно признался Бабула. – Сукой он оказался, краденую муку продавать поехал. И тебя убью, если что-то замечу. Степке голову отрежу. Так что мальцу молчок, если не хочешь, чтобы я вас под нож пустил, уяснила? Да ладно, Ганка, не расстраивайся. Будешь ласковой – станешь жить как за каменной стеной. Становись-ка на коленки, приголубь своего Нестора.
На следующий день он отозвал в сторону Азара Жмелика и дал ему персональное указание тишком посматривать за Ганкой и Степкой. Чуть что подозрительное – сразу доклад.
– Нестор, уже вставать? – Ганка поднялась, взъерошенная, бледная, испустила надсадный вздох.
– Чего так пыхтишь, дура? – спросил он и неласково покосился на нее. – Осточертела моя компания? К Якову своему захотелось?
– Что ты, Нестор, я ничего такого и не думала, – стала оправдываться Ганка. – Тяжело просто по утрам, живот болит.
– Живот у нее болит. Надо же, нежная какая. – Он сплюнул на пол, посмотрел на ее спутанные волосы, опухшее лицо, в котором спозаранку не было ничего привлекательного. – Вставай, баба, хватит бока отлеживать. Иди тесто заводи, или что там у тебя. Народ кормить надо.
Служба с горем пополам продолжалась. После завтрака было построение, придирчивый осмотр с традиционным рычанием. Пусть шипят за спиной бойцы, но никакого бардака допускать нельзя. Пусть каждый знает свое место. Даже в банде должна быть дисциплина, иерархия и субординация!
Двадцать душ торчали навытяжку, обвешанные оружием.
– Сменить дозорных на выносной заставе! Двое – на южный пост! Навести порядок в казарме и на прилегающей территории, почистить оружие! – командовал Нестор. – Когда вы, лоботрясы, в последний раз о нем заботились? Какая беда должна случиться, чтобы вы взялись за ум? До обеда самостоятельные политзанятия. Никому не расходиться. Потом отработка приемов рукопашного боя. Все, разойдись!
Он не мог избавиться от гнетущего состояния. Что происходит в мире, неизвестно. Информации ноль. Немцы скоро уйдут, но вакуум не образуется. Всполошатся поляки, хлынут в Восточную Галицию, будут учинять тут свою власть, но Советы им не дадут, всех сметут к чертовой матери.
Он выпил стакан, завалился в койку вместе с автоматом.
Где эти чертовы посланцы?
Нестор потянулся к бутыли. Между первой и второй, как говорят ненавистные москали…
Тут-то и нарисовались те самые люди, которых он так ждал. Пан поручик не успел выпить. По коридору затопали сапоги, в комнату ввалился возбужденный Сморчук.
Бабула приподнялся и спросил:
– Нашли? Докладывай! В следующий раз по шее получишь, если без стука войдешь!
– Нашли мы место, – сказал Сморчук. – За Щавеловским яром. Там леса непроходимые, канавы, кочки – ноги переломаешь. Но пару тропок можно протоптать. Глухомань, короче. Склон холма, повсюду бурелом, без шума не пройдешь. И почва мягкая, мы проверили, копать несложно. Есть дрова, бревна для накатов. Речушка рядом.
– Покажи, где это. – Бабула скинул ноги с кровати, выудил из планшета карту.
Сморчук повозил по ней носом, ткнул пальцем.
– Вас никто не видел? – спросил Бабула.
– Да кто же нас увидит? – Заместитель ухмыльнулся. – Мы как призраки бестелесные. Бродила там одна баба из Ветошки, спряталась за дерево, улизнуть хотела. Легче ей от этого стало? Ляхов видели в форме, но глаза им мозолить не стали. Делать-то чего, Нестор? Тут пешком идти часа четыре. Хочешь лично осмотреть? Если так, то собирайся. Но глядеть там особо нечего. Местность выгодная во всех отношениях, можем несколько лет сидеть, набеги делать. За холмом обрыв, дальше речка. Можно пару веревочных лестниц в отвесе замаскировать, ход прорыть из берлоги до ближайшего оврага.
Бабула вскочил, забегал взад-вперед, ероша грязные волосы.
– Опасно нам разгуливать туда-сюда, чтобы только посмотреть. Ладно, Вавила, под твою ответственность. Если что не так, с тебя спрошу.
Бабула остался один и начал продумывать план работы. Его людям придется заниматься строительством, рыть землю, валить лес, да так, чтобы ни одна скотина это не заметила. Режим секретности нужно соблюдать строжайший.
Хутор, к которому прикипели, где все под рукой, придется сжечь. Не оставлять же его врагу. Ганку с собой, это не обсуждается. Нестор привык к тому, что баба всегда под боком, и плевать хотел на то, что она думала по этому поводу. Повара в отряде нет, будет готовить. Степку тоже с собой? Пусть в лесу растет, как Маугли?
– Пан поручик! – прокричал под окном Вакула Шиманский. – С поста докладывают, какого-то пацана поймали. Говорит, что к нам шел.
– Какого еще пацана? – Бабула вдруг рассвирепел. – В расход паршивца!
– В расход так в расход, – пробормотал Шиманский. – Наше дело маленькое…
– Стой, – спохватился Бабула. – Что за пацан, ты можешь нормально доложить? Как он узнал, что мы здесь?
– Не знаю, пан поручик, поговорите с дозором.
Нестор вышел из хаты, зашагал к казарме, где у входа стоял телефонный аппарат, схватил трубку.
– Что там у вас?
– Пан поручик, тут пацан какой-то прибежал, говорит, что к нам, из Терновичей. – Гаврила Коваль спотыкался и робел. – От нашего человека Бориса Хадко, Карпуха – его сын. У него срочное дело до вас, пан поручик.
– Он один?
– Так точно, пан поручик. Мы осмотрели все вокруг.
– Сюда его. Чтобы через пять минут были.
Бориса Хадко он знал. Свой человек, надежный, прикормленный. Про отпрыска слышал, но пока не видал. Терновичи – это на севере, в пятнадцати верстах. Что там могло произойти?
Через несколько минут Коваль притащил малого за шиворот. Тот затравленно шнырял глазами и выглядел не очень. Оно и неудивительно после такого кросса. Лет тринадцать, волосы колом, штаны порвал, за что непременно схлопочет от мамки. Если, конечно, Бабула соизволит отпустить его живым.
– Ну и что ты за чудо? – спросил Нестор, придирчиво обозрев визитера.
– Я Карпуха, сын Хадко. Отец послал меня, сказал, что вы его знаете.
