– Вы кто? Что вы хотите? Мы никого не трогаем. – Цыган говорил по-украински, хотя и с напрягом.
– Мы советские партизаны, – пошутил Бабула. – Представьтесь, многоуважаемый. Кто вы, куда направляетесь, что перевозите? А мы решим, что можем сделать для вас.
Толпа зашевелилась, неуверенно заулыбались бородатые мужчины, которых Бабула насчитал человек восемь. Барон с усилием сглотнул, немного расслабился.
А ведь поверили!
– Боже… – прошептал усатый цыган. – Простите нас, вы так внезапно появились. Мы идем из Рахановки, третьего дня вышли. Хотим пройти через линию фронта. Она же где-то близко. Меня зовут Лачо. Здесь семьи Годивяра, Сахиро и Шуко. Их жены – Рада, Патрина, Зита. Помогите нам, проведите к советским. Мы поможем вам, поделимся продуктами. У нас есть немного соленого мяса, овощей, хлеб.
Бабула засмеялся, холодно, с прищуром глянул на барона. Заржали хлопцы, стоящие сзади, Зозуля с Ковалем на склонах.
Барон Лачо побледнел и уставился, не моргая, на нож в руке у Горбаша, которым тот зарезал часового.
Истошно заголосила какая-то женщина.
– Молчать! – рявкнул Бабула, и наступила оглушительная тишина. – Хорошо, мы не советские партизаны. Это была шутка. Стоять! – Он уловил движение в толпе. – Никому не расходиться, господа! Еще одно движение, и мы стреляем!
– Пощадите. – Старик Лачо свалился на колени, умоляюще воздел руки. – Убейте меня, а этих людей не трогайте, пощадите.
– Ладно. – Бабула поморщился. – Мы сегодня добрые, старик. Ваши шмотки и еда нам не нужны. Тащи золотишко, деньги, побрякушки, какие есть. Только не води меня за нос, не говори, что ничего такого у тебя нет! Чтобы у вас, да не было? Все тащи. Мы проверим. Если что не отдашь, то убиваем, не раздумывая, и тебя, и весь табор!
– Вы точно нас не тронете, если отдам? – Глаза у старика слезились.
Он, похоже, неважно видел.
– Сказал же, отпущу. – Бабула насупился. – Мне ваши смерти не нужны, старик.
– Лачо, он врет! – выкрикнула черноволосая красотка и сразу спряталась за спиной плечистого цыгана.
Тот сжимал кулаки, нервный тик подергивал глаз.
Разбегаться этим людям было некуда. Хлопцы плотно окружили табор.
– Правда, старик, – заявил Бабула. – На хрена вы нам сдались? Идите, куда шли. Все равно на немцев нарветесь, нам-то что? Тащи свои брюлики, дядька! – прикрикнул он. – Да поспешай, некогда нам!
Старик засуетился, начал подниматься, наступая на собственные брючины. Он заковылял, прихрамывая, к кибиткам, ковырялся там под стволами автоматов, кряхтел. Барон извлек со дна телеги небольшой потертый рюкзачок с лямками, поволок, бросил под ноги Бабуле.
Тот скептически глянул на подношение, поднял увесистый рюкзачок, взвалил его на плечо, просунул руку под лямку.
– Смотреть не будете, пан поручик? – проворчал Клычко, дышащий в затылок Нестору.
– Нет, – бросил он. – Огонь!
Хлопцы заждались уже этой команды! Били азартно, с огоньком, выкрикивая веселые ругательства, из «ППШ», из немецких «МР-40». Загремели пулеметы на склонах оврага.
Цыгане метались, падали. Истошно визжали бабы, дети. Несколько человек бросились к кибиткам, но пулеметчики не дремали, повалили их. Мелькали руки, ноги, катились тела, напичканные свинцом.
Бородатый мужик, уцелевший в первые мгновения, бросился на Бабулу с низкого старта. Нож в руке! Еще немного, и ударил бы сверху вниз в ключицу. Бабула отпрянул, даже испугался не на шутку. Его спасла природная проворность. Он вильнул в сторону. Цыган запнулся о вытянутую ногу. Нестор стал долбить ему в голову из шмайсера.
Никто не ушел. Главное, правильно спланировать операцию и грамотно расположить людей!
Время поджимало. Местечко вроде безлюдное, но такой тарарам мог кто-нибудь услышать.
Хлопцы забирались в кибитки, выбрасывали оттуда барахло в кулях и сумках. Быстро перерывали все. Полезные вещи складировали отдельно, остальное выбрасывали.
Подошел Карпуха, весь какой-то застенчивый, втянувший голову в плечи. Поглазел по сторонам, облизал пересохшие губы и тоже начал принимать участие в сортировке добычи.
Бойцы выбрали три кибитки, относительно целые, стали набивать их вещами. Одеяла, подушки, матрасы, что-то из посуды, инструмент.
Имелась и еда. Отпуская сальные шуточки, хлопцы волокли мешки с картошкой, с капустными кочанами. Хлеб цыгане хранили в сундуках, сбитых из легкой древесины. Их тоже тащили в повозки. Не гнушались чесноком, укропом, морковкой. Вяленая рыба, мясо – это уже совсем хорошо.
В каждую кибитку бойцы запрягли по две лошади – не пропадать же добру. Для людей места не осталось. Только Бабула свил себе гнездо на задах замыкающей повозки.
Овраг они покинули к наступлению темноты. Дозорные доложили, что никакой активности в окрестностях не замечено. Кибитки прогибались под весом награбленного добра, скрипели.
Метров пятьсот все шли по оврагу, потом разведчики обнаружили покатый уклон без растительности. За ним вдоль опушки тянулась разбитая проселочная дорога.
Карпуха встрепенулся, начал отговаривать соваться туда. Опасно, дескать, там полевая жандармерия на мотоциклах шныряет. Как в воду глядел!
Только хлопцы высунулись из леса, как вдали замаячили огни, затрещали моторы. Бойцы спешно разворачивали кибитки, оттягивали их обратно. Едва они ушли с опушки, как по грунтовке проехали друг за другом два мотоцикла с колясками. По три солдата в каждом плюс пулемет в люльке. Сталкиваться с ними лицом к лицу крайне опасно для здоровья борцов за независимость Украины.
– Надо идти за грунтовку, в поле. Десять минут страшно будет, а дальше лесная дорога, которой никто не пользуется, потому что она никуда не ведет.
Хлопцы быстро переводили кибитки через грунтовку, стегали лошадей.
Бабула отправил в передовой дозор двух бойцов и глазастого Карпуху. Не хватало еще нарваться на неприятность.
Луна вылезла на небо, сияла, как фонарь, озаряла поле ядовитым мерцанием. Скрипели телеги, колеса проваливались в борозды. Хлопцы глухо матерились. Страх подгонял их. Семь потов сошло, пока вошли в лес, там облегченно перевели дыхание, зашагали тише.
Бабула снова забрался в последнюю кибитку. Высунулся и не увидел никого. Только возница на другой стороне щелкал языком, ведя коней под уздцы.
Бабула выудил из кармана маленький фонарь, стащил со спины рюкзак, рванул пальцами непослушные тесемки, осветил содержимое. Его вмиг прошиб пот, зубы застучали. Сперва в жар кинуло, потом в холод. Он перебирал дрожащими пальцами ювелирные украшения, просеивал их как песок.
Что-то было бижутерией, но попадались и настоящие драгоценности. Кулоны, брошки, небольшое ожерелье с вкраплениями алмазов, золотые и серебряные кольца, перстни, серьги.
