Нестор не мог поверить своим глазам. Ай да цыгане. Видимо, до войны еще наворовали. Сумей они выбраться в безопасное место, на год безбедной жизни хватило бы всему табору.
Бабула задумчиво перебирал побрякушки. Поблескивали потускневшие рубины, изумруды, монисто на цепочке с золотыми крестиками, бриллиантовая подвеска. Немецкие марки, оккупационные карбованцы, польские злотые, советские рубли довоенных времен, скрученные в рулончики.
«Хорошо, что не стал показывать бойцам. В горячке они забыли про рюкзак, но непременно вспомнят. Нужно сразу извлечь самое ценное», – подумал Нестор.
Он развернул носовой платок и стал перекладывать в него то, что было подороже. Нестор не был специалистом, но тут этого и не надо. Брюлики, золотишко, красивые цепочки, колечки, сережки, пафосное колье, как бы даже не из платины.
При любых режимах, в какой угодно стране это добро будет стоить больших денег. Бойцам можно и не показывать. Хватит с них и того, что останется в рюкзаке. Там тоже немало, дух у них захватит.
Деньги он точно оставит на нужды отряда. Толку от них никакого. Просто бумага. Времена сейчас такие, что в цене кое-что потверже.
Нестор не мог остановиться, рылся в ювелирных изделиях, руки его дрожали. Все, хватит, нужно что-то и оставить. Он с усилием заставил себя отодвинуть рюкзак. Драгоценности не помещались в платок. Бабула засовывал их во внутренние карманы френча. Хорошо, что сверху мешковатая куртка, никто не увидит. Он завязал тесемки рюкзака, прикинул на вес. Тот стал легче, но все равно внушал уважение.
Нестор устроился поудобнее, перевел дыхание, снова высунулся. Все в порядке. Обоз передвигался по лесу. Скрипели сапоги, негромко переговаривались хлопцы, идущие по обочинам. Никто не видел, чем он занимался.
Бабула откинул голову, закрыл глаза. Хорошо, что Карпуху услал в дозор. Этот шельмец обязательно что-то почуял бы. Пришлось бы в расход пускать пацана.
Он успокаивался, ровно дышал. Что делать с этими сокровищами? Да ничего, пусть лежат. Приятно жить, когда за тобой есть тыл. Будет готова новая база в Богужанах, Нестор припрячет добро где-нибудь неподалеку и вспомнит о нем, когда придется делать ноги.
Да, он награбил немало. И где оно все? Сундуки с сокровищами в землю не закапывал, в швейцарские банки переводов не делал. Все просачивалось сквозь пальцы, тратилось, спускалось на выпивку и баб. Нестор много денег отдавал в партийную кассу. Когда отправлял Оксанку с дочкой под Житомир, вручил им все наличные деньги и побрякушки, которые имел. Сколько лет служил, работал, то одним хозяевам угождал, то другим, но так ничего и не скопил.
Нестор вспомнил, как в октябре сорок первого в составе вспомогательного полицейского батальона прочесывал Львов. Работали они под началом штурмбаннфюрера СС Курта Рихтера, классического арийца и голубоглазого демона. Хватали советских активистов, комсомольцев, большевиков, евреев. Сильно не разбирались, кто тут коммунист, а кто еврей. Покажут пальцем, берешь и тащишь в грузовик, пусть гестапо выясняет. Кто сопротивляется, не хочет идти – под пулю. Их в те годы не жалели, на всех хватало. Никто, понятно, не разбирался, правомерно ли ты применяешь оружие.
Однажды Бабула и его подельники были отправлены в помпезное каменное здание, стоявшее в центре Львова. Наводка была, мол, на последнем этаже проживает большая семья богатого ювелира.
Взломали квартиру – никого. Мебель, вещи на месте, но ни денег, ни ценностей. Вскрыли все кладовки, потайные уголки, посмотрели чердак, крышу. Проверили соседей на всех этажах. Никто не прятал у себя многодетную еврейскую семью. Спустились в подвал, тоже все обыскали.
Они уже хотели уходить, и тут Бабула уловил что-то вроде кашля. Интересно ему стало. Он палец к губам приложил, снова стал тихо все осматривать и обнаружил дверцу, которая сливалась со стеной.
За ней крохотная каморка. Метр на метр. В ней каким-то чудом и уместилась вся большая еврейская семья. Муж с женой, старенькая мать ювелира и куча приплода. От шестнадцати лет и почти до ноля.
Десять человек влезли на квадратный метр! Они тесно прижались друг к другу, обнялись, да так и стояли не один час, включая крохотных малолеток.
План по отлову евреев на этот день уже был выполнен. Полицейские погнали всех во двор. Там Нестору пришла в голову идея обыскать всю компанию.
Только он ухватился за портфель, который прижимал к себе ювелир, как откуда ни возьмись появился штурмбаннфюрер Рихтер собственной персоной, в черном френче, весь отглаженный, надушенный. Полицейские вытянулись по швам, а он начал прохаживаться вдоль шеренги, уперся взглядом в портфель, вырвал, раскрыл.
Бабула успел заметить, что тот доверху набит всякими блестящими побрякушками. Как он сразу не сообразил – ювелир же! Ежу понятно, что в доме было заныкано немало драгоценностей.
У Рихтера глаза на лоб полезли, хотя он и отличался недюжинным хладнокровием. Истинный ариец на пару мгновений потерял самообладание, алчность вылезла наружу. Потом он нахмурился, захлопнул портфель, глянул свысока на обалдевших полицейских и убрался восвояси.
С какой злостью Бабула опустошал магазин! Все остальные палили по евреям с таким же остервенением. Надо же так опростоволоситься! Почему бы сразу не отобрать у ювелира портфель? Поделили бы камешки, всем по гроб жизни хватило бы!
Потом Нестор несколько месяцев кусал локти. Упустил свой шанс, растяпа!
В голове колонны раздался какой-то шум. Повозки стали останавливаться.
Бабула встревожился, нащупал автомат, спрятал рюкзак под тюки с тряпьем и начал выбираться из кибитки. Что за черт?
Эх, не поминал бы нечистого!
– Пан поручик, впереди, кажется, поляки, – взволнованно доложил Шиманский. – Пацан молодец, успел заметить. Там лес кончается, шоссейная дорога. Их четверо, минируют проезжую часть, на немецкую технику, стало быть, охотятся. Возятся, увлечены, нас не заметили. По-польски бурчат. Дорога пустая сейчас. Что делать, пан поручик? Если у немцев на воздух что-то взлетит, они облавой пойдут, и нам достанется.
– Мать их! – ругнулся Бабула. – Давайте четверо на опушку, незаметно подобраться сзади, обезвредить. Не стрелять!
– Хорошо, я понял. – Шиманский козырнул и убежал.
Эту дорогу можно было перемахнуть в два счета. Она была пустая в оба конца. До дальнего леса метров шестьсот, четыре минуты быстрой езды.
На обочине возились люди, сбились в кучку, рыли землю саперной лопаткой. Позвякивал металл. Они вполголоса переговаривались. Да, явно польские партизаны.
Хлопцы подползали к ним по высокой траве, зажав ножи в зубах.
Поляки устанавливали противотанковую мину на краю проезжей части – явно на большого зверя. Возможно, они имели информацию о движении немецкой колонны.
Поднялись четыре силуэта, бросились вперед. Хрипы, отчаянная возня. Когда приблизился Бабула с фонарем, все уже кончилось.
