– Отряд, слушай сюда, – сказал он. – Уныние отставить – это раз. Сегодня всем приготовиться к операции, почистить оружие, обрести боевой вид. Это два. Готовность к восемнадцати часам. Выступаем перед рассветом, в пять утра. Дорога неблизкая.
– Вопрос можно, пан поручик? – проворчал Адам Буткевич, лицо которого было украшено багровой сыпью. – Куда идем-то?
– Об этом сообщу завтра, перед началом операции. Но вам понравится, обещаю. – Хищная улыбка раскрасила хмурый лик командира. – Объект пойдет по графику, и мы устроим ему теплую встречу. – Он переглянулся со своим помощником Сморчуком.
Тот усмехнулся, был в курсе.
Агент УПА, работавший на станции Турово, был убежден в достоверности информации.
Но это завтра.
А сейчас Бабула вдруг вспомнил, как месяц назад бывшие сотрудники службы безпеки ОУН предложили командирам нескольких отрядов собраться в небольшом селе Жмерино. На мероприятии выступал бывший функционер ОУН, сбежавший из Станислава, оккупированного Советами.
– Господа украинские националисты, хватит этой казачьей вольницы, – сказал он в начале пламенной речи. – Вы все удрали на вольные хлеба. Теперь это глупо. Раньше на нашей земле хозяйничали немцы, с которыми нам удавалось было договориться. Теперь пришли Советы. Никакие соглашения с ними невозможны. Поодиночке вас всех перебьют. Давайте объединяться. Трусы сбежали с немцами, вы остались. Стало быть, не потухла еще искра украинского национализма! Когда-нибудь процветающая самостийная Украина признает вас борцами за независимость! А если без пафоса, то объединяться действительно надо. Как минимум поддерживать связь, делиться информацией и приходить друг другу на помощь. Вражда нас погубит. Никто не устоит в одиночку против дикого московского медведя. Хотите жидовской власти у себя на родине? А перспективы?
Командиры отрядов слушали все это и скептически усмехались. Мол, немцы не вернутся, мы не идиоты.
– Придут англичане и американцы, – уверял их пропагандист. – Эти люди кровно заинтересованы в украинском государстве. Немецкая агентура осталась здесь. Диверсанты действуют, с ними надо поддерживать связь. Наша задача – бить в тыл РККА, обрывать линии снабжения, убивать краснопузых без всякой жалости! Чтобы боялись совать нос на украинскую землю, которая должна гореть у них под ногами!
«В словах этого посланца полуразбитой организации имеется рациональное зерно, – решил тогда Нестор. – Красных надо бить, остальные враги – немцы, поляки – уже не актуальны. В этой связи хорошо бы прислушаться к приказам, которые издают из подполья непотопляемые функционеры Козак и Крячковский».
– Вакуленко, выйди из строя! – приказал Бабула.
Вышел боец из новеньких, дядька еще не старый, но уже подернутый снежком седины, и вопросительно уставился на командира. Человек был исполнительный, дрался как все, не задавал ненужных вопросов. За плечом у него висел новенький «ППШ», поблескивающий заводской смазкой. Молодой солдат НКВД недавно поделился.
– Сморчук, заберите у него оружие, – вкрадчиво произнес Бабула.
Хорунжий давно научился понимать хозяина с полуслова. Он выпал из строя, стащил автомат с плеча Вакуленко.
Тот растерянно глянул через плечо, заморгал.
– Расстрелять, – бросил Бабула. – Хорунжий, командуйте.
Вакуленко оторопел. С какого, позвольте, перепугу? По знаку Сморчука из строя вышли Шиманский и Карагуля, схватили Вакуленко под локти.
– Пан поручик, за что? – Дядька смертельно побледнел, обмяк, ноги его приросли к земле.
Дважды повторять Бабула не собирался. Приказ был недвусмыслен. Бойцы потащили бедолагу в лог на краю холма. Там имелась удобная расщелина, куда люди Нестора периодически сбрасывали трупы, а потом засыпали их песком и известью.
Вакуленко умолял. Мол, что случилось? Я же верой и правдой. Жизнь готов отдать за дело украинского национализма!
– Вот сейчас и отдашь, – проворчал Шиманский и наградил его ударом в затылок, чтобы меньше ерепенился.
Хлопцы скинули Вакуленко в лог. Тут же ударила короткая очередь.
Стрельба на базе особо не приветствовалась, но и не являлась катастрофой. Район глухой.
Бабула с усмешкой наблюдал за бойцами отряда. Они сглатывали, отворачивались, кто-то побледнел.
Вернулась расстрельная команда, невозмутимо встала в строй.
Приказ господина Крячковского, изданный весной сорок четвертого, гласил следующее: уничтожать как вражеских агентов всех этнических русских, находящихся в рядах Украинской повстанческой армии. Позднее Козак дополнил этот приказ. Ликвидации подвергались не только этнические русские, но и выходцы с Восточной Украины, поступившие на службу в УПА.
Вакуленко, уроженец Харьковской области, в прошлом месяце дезертировал из Красной армии, уверял, что его отец был мелким лавочником и он люто ненавидит жидов и коммунистов. Нареканий по службе у Вакуленко не было.
Но Бабула еще не определился со своей тактикой в меняющихся условиях. Он предпочитал не ссориться с теми людьми, от которых зависела его дальнейшая судьба. Не такая уж существенная уступка.
– Пан поручик, позвольте вопрос, – неуверенно проговорил, облизнув губы, Гаврила Коваль, не очень сообразительный, но прилежный боец.
Темнить смысла не было.
– У меня приказ, – лаконично объяснил Бабула. – Никаких москалей в приличном обществе. Еще вопросы?
Больше вопросов не было.
Бабула был умелым руководителем, понимал, что только на дисциплине и призывах к сознательности далеко не уедешь. Именно поэтому до сих пор не получил пулю в спину. Грабежи, загулы, изнасилования, отсутствие солдафонской муштры – все это вполне допустимо, если не вредит главному делу.
В отряде Нестора на текущий момент состояли тридцать восемь человек, больше, чем когда-либо, как бы странно это ни было. Приходили люди из других подразделений УПА, разгромленных красными, злые, непримиримые, исполненные лютых чувств к большевикам.
Кто-то погибал в стычках, кто-то получал ранения. Но случаев дезертирства Бабула не допускал. Тогда отряду пришлось бы менять базу, а это катастрофа в текущих условиях.
– Я понимаю, господа, что многие из вас устали. – Он сменил тон, говорил сочувственным голосом. – Кто-то не видит перспектив в нашей дальнейшей борьбе, другие переживают за родственников, страдающих под гнетом большевистской оккупации. Я не хочу никого держать. В отряде останутся только сильные духом, готовые идти до конца. Если кто-то хочет покинуть наши ряды, не буду неволить. Лучше вы уйдете сейчас, чем подведете в бою. Даю вам две минуты на размышление. Второго шанса не будет. Принимайте решение, господа. – Он отошел в сторонку, закурил.
По шеренгам пробежал ропот. Но люди стояли на своих местах, переглядывались, ухмылялись, исподтишка косились на товарищей.
