…Она должна была приехать с минуты на минуту. Сергей Иванович стоял у окна и смотрел на дорогу.
Как-то очень некстати вспомнилась жена. А что, если она вдруг возьмет и приедет на дачу? Просто так, сядет в машину и приедет. От этой мысли ему стало не по себе. Она ведь никогда так не поступала, так почему же он об этом думает? Что может быть проще, чем позвонить и узнать, дома она или нет?
И вдруг он почувствовал, что ему чего-то не хватает. Вроде бы все как обычно, и, однако, что-то было не так. Последовательность жестов, движений, сопровождающих человека на протяжении всего дня, была все та же: хождение из угла в угол – классика! – пощипывание в нервном ожидании мочки левого уха; приглаживание правой рукой довольно густых для пятидесятилетнего мужчины волос – русых, с алюминиевым блеском; похлопывание себя по карманам. Стоп! Вот оно! Он похлопал себя по левому бедру в том месте, где находился карман, но не услышал характерного позвякивания ключей. Их было так много, что ключ от машины он всегда держал отдельно, в нагрудном кармане рубашки или пиджака. Для удобства, так сказать. Все еще не желая верить в свои смутные подозрения, Сергей Иванович быстро сунул руку в карман, и ему стало плохо: ключей не было. Он моментально проверил остальные карманы – пусто. Выбежал во двор, к машине, порылся в «бардачке». Нет. Неужели он потерял всю связку ключей?! Драгоценных ключей?! Его квартира закрывалась замками – и их было немало! – врезанными в две мощные двери: одну – деревянную, другую – металлическую. Что, если Анна вышла и в дом пробрались воры?
Он сел и попытался сосредоточиться. Весь день он находился в своем офисе, приводил в порядок бумаги, звонил партнерам, прорвался в министерство и, только заручившись поддержкой замминистра, успокоился, расслабился и, сказав секретарше, что больше не вернется, поехал на рынок за мясом и зеленью.
Алиса? Разве его секретарша Алиса была на месте?
Он закрыл глаза и напряг память. После звонка в Москву он хотел попросить секретаршу, чтобы она приготовила ему по-быстрому чашку кофе, но… Точно, ее на месте не оказалось. И что же дальше? Он вышел из своего кабинета и прошел по коридору до лифта, покурил и вернулся к себе. А как долго он курил? Из лифта вышла миниатюрная брюнетка в красном брючном костюме и спросила его, где находится женский туалет. Он принялся объяснять, но женщина почему-то сказала, что ничего не поняла и не мог бы он сам ей показать. Шубин подивился тогда еще ее наглости: просить о подобном директора фирмы! Пока он провожал ее до туалета, из лифта кто-то вышел – это он точно слышал – и направился в сторону приемной.
– Вы извините, конечно, – сказала брюнетка в красном костюме, – но мне кажется, что от вас пахнет женскими духами. Слишком уж приторный запах.
– А кто вы, собственно, такая и что вы делаете здесь, в моей конторе? Вы к кому-нибудь пришли?
– Во-первых, не грубите. А во-вторых, разве вы не видите, что я беременна? Женщина в таком положении всегда хочет в туалет. Ребенок давит, понимаете? – И она хмыкнула, окинув его брезгливым взглядом.
– Куда давит? – не понял Шубин. Его раздражала и сама женщина, и ее костюм, и дурацкая манера разговаривать.
Она ничего не ответила и зашла в туалет, а он вернулся к лифту и зачем-то закурил еще раз. Зачем? И почему у лифта, неужели нельзя было покурить у себя в кабинете?
А все это время в его кабинете никого не было. Ключи, которые мешали сидеть развалясь в кресле, он оставил прямо на столе. Но Алиса?..
Шубин кинулся к телефону и позвонил к себе на работу.
– Алиса?
Но в трубке кто-то всхлипывал.
– Кто там, черт возьми?! Позовите Алису!
– Сергей Иванович… – он узнал голос своего главбуха, Марины Станиславовны. – Алису… убили. Ее нашли на заднем дворе, ее кто-то сбросил вниз… Вы приедете?
Шубин, потрясенный таким известием, молча опустил трубку. Липкий пот сделал влажными ладони. Холодок смерти прошелестел в саду за окном.
Убили Алису? Бред. Может, она сама выпала из окна?
Закурив, он в волнении набрал номер своего домашнего телефона. Трубку долго не брали, а когда взяли, он почти заорал:
– Аня? Наконец-то… Ты дома? Представляешь, у меня пропали ключи. Прошу тебя, сиди дома и никуда не выходи. Я сейчас… вернее, нет, не сейчас, позже, а может быть, и завтра приеду, и мы врежем новые замки… Алло? Ты чего молчишь? Ты уже знаешь об Алисе?
Но на другом конце провода положили трубку. Он перезвонил – длинные гудки.
И тут он понял, что сегодняшнее свидание не состоится. Что Марго не придет. Он просто почувствовал это.
И в то же самое мгновение увидел ее. Она подходила к воротам. Спокойная, улыбающаяся. В сиреневом нарядном платье, прижимая к груди сумочку.
Шубин смотрел на нее, и это несоответствие ее жизнерадостности и того состояния, в котором находился сейчас он сам, обескуражило его. Он уже не мог понять, то ли радоваться ему приходу Марго, то ли – как подсказывал рассудок – объясниться с ней, пока не поздно, и, посадив ее в машину, мчаться в город, к себе в контору, чтобы подробнее узнать обстоятельства смерти своей секретарши. Кроме того, у него пропала связка ключей, а жена – и это уж совсем непонятно! – почему-то не желает с ним разговаривать и бросает трубку.
Услужливое воображение подсказало, а вернее, нарисовало ему картинку: воры в квартире, а Аня, связанная, с кляпом во рту, испуганно смотрит, как его грабят.
– Что-то я не чувствую запаха костра, – услышал он уже над самым ухом и очнулся. Маргарита стояла перед ним, сияя, словно майский пион. – Ну же, обними меня! Я тебе не снюсь!
И она, приблизившись к нему вплотную, обвила руками его за шею и крепко прижала к себе.
Глава 6
Сладострастный фотограф
– Нет, вам лучше пересесть на диванчик, вот сюда. – Мартин Штраух, фотограф, взял за плечи студентку музыкального училища Лизу Смирнову и подтолкнул к дивану. – Головку немного склоните, плечико оголим, оголим, не стесняйтесь, спинку выпрямим и… улыбнемся!
Он фотографировал на дому, и весь город знал, что Штраух – мастер своего дела. Разумеется, его посещали не для того, чтобы сфотографироваться на паспорт или военный билет. К нему ходили в основном женщины, чтобы обессмертить свою красоту. Время шло, девочки превращались в девушек, девушки – в женщин, женщины – в увядающих женщин (мягко говоря), а на фотографиях Штрауха все они оставались свежими и молодыми. Он знал, как правильно установить софиты, чтобы лицо получилось матовым, а глаза – блестящими. На снимках, выполненных Штраухом, можно было пересчитать реснички, заметить месяцеподобные светлые кромки на ногтях – до того качественно все было сделано.
Но еще весь город Маркс знал, что Штраух неравнодушен к женщинам и что если к нему пришла хорошенькая клиентка, то она не уйдет до тех пор, пока он не дотронется до самых сокровенных ее мест. Девственницы краснели, чувствуя, как шестидесятилетний худощавый, с большими навыкате карими глазами фотограф как бы нечаянно касается их груди, как его длинные пальцы поглаживают талию или бедра, а то и вовсе забредают в теплые лабиринты женского тела. Да, всё все знали, но никто не устраивал сцен или скандалов на этот счет. Должно быть, невинным девушкам такое обращение с мужчиной было просто любопытно и щекотало воображение, молодым женщинам был повод поразвлечься, а зрелые дамы так вообще видели в нем мужчину в самом полном смысле этого слова и многие могли бы позволить ему больше, если бы он только намекнул.
