Я поняла, что это мой единственный шанс.
— Вообще-то, я не уверена, что хочу есть. — Я сделала такое лицо, будто меня подташнивает, что, в принципе, отчасти было правдой. — Такое ощущение, что я подхватила ту же самую болезнь, что и Жюль.
— Господи, — разволновалась Ви. — Ты в порядке?
Я покачала головой.
— Поймаю официантку и попрошу, чтобы она завернула еду с собой, — предложила Ви, роясь в сумке в поисках ключей.
— А как же я? — спросил Элиот только наполовину шутливо.
— Может, перенесем? — предложила Ви.
«Бинго», — подумала я.
Глава четырнадцатая
Я вернулась домой около восьми.
Повернув ключ в замке, я взялась за дверную ручку и толкнула дверь бедром. За несколько часов до встречи в «Границе» я позвонила маме: она все еще была в офисе, заканчивала дела и не знала, когда вернется, так что я ожидала, что в доме будет тихо, темно и холодно. При третьем толчке дверь поддалась, и я бросила сумку в темноту, продолжая бороться с застрявшим в замочной скважине ключом. С того самого дня, как в дом заходил Патч, замок стал расставаться с ключом очень неохотно. Интересно, заметила ли это Доротея.
— Да — отдай — ты — мне — этот — дурацкий — ключ, — уговаривала я, пока ключ наконец не освободился из плена.
Напольные часы, стоящие в прихожей, показывали ровно восемь, и тишину нарушили громкие удары. Я вошла в гостиную, чтобы развести огонь в печи, но, услышав шорох ткани и скрип в дальнем углу комнаты, вскрикнула.
— Нора! — сказала мама, отбрасывая одеяло и садясь на диване. — Что, во имя неба, случилось?
— Ты меня напугала! — ответила я, одной рукой держась за сердце, а другой опираясь на стену, чтобы не упасть.
— Я заснула. Если бы я услышала, что ты пришла, я бы что-нибудь сказала, — она откинула волосы с лица и сонно заморгала. — Который час?
Я упала в ближайшее кресло и попыталась успокоить бешеное сердцебиение. Мое воображение уже успело нарисовать себе безжалостные глаза в прорезях лыжной маски. Теперь, когда я уверилась, что он — не плод моего воображения, меня охватило желание рассказать маме все, начиная с того, как он прыгнул на «Неон», и заканчивая нападением на Ви. Он меня преследовал, и он желал мне зла. Нам нужно поставить новые замки на двери. И логично, что нужно уведомить полицию. Мне спалось бы куда лучше, если бы я знала, что за окном дежурит полицейская машина.
— Я бы не хотела пока рассказывать, — сказала мама, прервав ход моих мыслей, — но не уверена, что подходящий момент когда-нибудь наступит.
— Что случилось? — нахмурилась я.
Она издала долгий, тяжелый вздох.
— Я подумываю продать наше поместье.
— Что? Почему?
— Мы боролись целый год, но я зарабатываю недостаточно. Думала найти вторую работу, но, если честно, мне кажется, что в сутках нет стольких часов, — она грустно рассмеялась. — Зарплата Доротеи невелика, но и этих денег у нас нет. Единственный выход, который я вижу, — переехать в дом поменьше. Или в квартиру.
— Но ведь это же наш дом.
Здесь все мои воспоминания. Здесь память о моем отце. Я не могла поверить, что она думает иначе. Я сделаю все, чтобы остаться здесь.
— Я подожду еще месяца три, — добавила она, — но не хочу, чтобы ты слишком надеялась.
В тот момент я поняла, что не могу рассказать маме о человеке в лыжной маске. Она уволится на следующий же день. Найдет работу поблизости, и не останется другого пути, кроме как продать поместье.
— Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, — предложила мама, заставив себя улыбнуться. — Как прошел ужин?
— Отлично, — ответила я угрюмо.
— А Ви? Она поправляется?
— Завтра уже сможет пойти в школу.
— Хорошо, что она сломала левую руку, — криво усмехнулась мама. — А то не смогла бы записывать за учителем. Я даже представить не могу, как бы это ее расстроило.
— Ха-ха, — отозвалась я. — Пойду, приготовлю горячего шоколада. — Я встала и повела плечом в сторону кухни. — Будешь?
— Звучит прекрасно. Я пока разведу огонь.
Быстро отыскав в кухне чашки, сахар и банку какао, я вернулась и увидела, что мама уже поставила чайник на дровяную печь. Я примостилась на подлокотнике дивана и протянула ей кружку.
— Как ты поняла, что любишь папу? — спросила я, пытаясь заставить свой голос звучать обыденно. Всегда была вероятность, что разговор о папе вызовет фонтан слез, а мне этого хотелось избежать.
Мама устроилась на диване и вытянула ноги, положив их на кофейный столик.
— А я не поняла. Не понимала, пока мы не прожили в браке примерно год.
Такого ответа я не ожидала.
— Тогда… почему ты вышла за него?
— Потому что думала, что влюблена. А когда ты думаешь, что влюблена, ты так стараешься, чтобы все получилось, что в итоге влюбляешься по-настоящему.
— Ты боялась?
— Выходить за него? — она рассмеялась. — Это было очень здорово. Покупать платье, искать часовню, носить кольцо с бриллиантом.
Я вспомнила хулиганскую улыбку Патча.
— Ты когда-нибудь боялась папу?
— Каждый раз, как проигрывали «Нью Ингланд Пэтриотс».
Когда «патриоты» проигрывали, папа шел в гараж и доставал бензопилу. Два года назад, осенью, он отправился с пилой в лес за нашим домом, свалил десять деревьев и распилил их на дрова. С тех пор мы не сожгли еще и половины.
Мама провела рукой по спинке дивана, и я прижалась к ней, положив голову ей на плечо.
— Я скучаю по нему, — сказала я.
— Я тоже.
— Я боюсь, что забуду, как он выглядит. Не на фотографиях, а субботним утром, в спортивных штанах, готовя яичницу.
Мама переплела свои пальцы с моими.
— Ты всегда была так на него похожа, с самого рождения.
— Правда? — я выпрямилась. — В каком смысле?
— Он тоже хорошо учился, был очень умным. Он не был порывистым и ничего не делал напоказ, но люди уважали его.
— Папа был когда-нибудь… скрытным?
Мама, кажется, задумалась над ответом.
— У скрытных людей обычно много секретов. Твой папа был очень открытым.
— А он был когда-нибудь бунтарем?
Она коротко и удивленно рассмеялась.
— А тебе он таким казался? Харрисон Грей, самый этичный бухгалтер в мире… бунтарь? — она театрально вздохнула. — Упаси Господи! Одно время он, правда, отращивал волосы. Они у него были светлые и кудрявые — как у серфера. Правда, очки в роговой оправе напрочь убивали сходство. Кстати… можно спросить, почему мы об этом заговорили?
