— Моя одежда насквозь промокла. Мне нечего надеть.
Я услышала звук скользящей по его коже мокрой ткани.
— Мне повезло.
Его футболка со звонким шлепком упала к нашим ногам.
— Очень, очень неловкий момент, — пробормотала я.
Я чувствовала, как он улыбается. Он стоял очень близко. Слишком близко.
— Тебе нужно в душ, — выпалила я. — И поскорее.
— Неужели от меня настолько плохо пахнет?
На самом деле от него пахло настолько хорошо.
Табачный дым выветрился, а запах мяты стал еще сильнее.
Патч исчез в ванной. Он опять зажег свечу и оставил дверь приоткрытой, так что полоска света пересекала пол и ложилась на одну из стен.
Я прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Мне действительно нельзя оставаться, мне нужно домой. Неправильно быть здесь наедине с Патчем, и дело не только в благоразумии. Я должна сообщить в полицию о трупе той женщины. Или не должна? Как можно сообщить о трупе, если труп испарился? Еще один намек на сумасшествие, к которому и так все чаще с ужасом обращались мои мысли.
Я сконцентрировалась на исходной проблеме, не желая задерживаться на идее о своем возможном безумии. Нельзя оставаться здесь, зная, что Ви с Элиотом, а значит, ей что-то угрожает, пока я в безопасности.
Поразмыслив минуту, я решила, что не совсем правильно выразилась. Безопасность — понятие относительное. Пока я с Патчем, я не чувствовала угрозы над собой, но это вовсе не означало, что он собирался вести себя, как мой ангел-хранитель.
Зря мысль об ангелах-хранителях пришла мне в голову. Собрав все силы, я заставила себя выкинуть ангелов — будь то хранители или падшие — из головы и подумала, что, наверное, и правда начинаю сходить с ума. В конце концов, мне привиделась смерть попрошайки. А еще привиделись шрамы Патча.
Вода перестала шуметь, и через секунду Патч вышел в одних мокрых джинсах, сидящих низко на бедрах. Он оставил гореть свечу в ванной и открыл дверь нараспашку. По комнате разлился теплый мягкий свет.
Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что Патч проводит несколько часов в неделю, бегая и поднимая гантели. Такое тело требует много упорной работы. Я внезапно смутилась. Если не сказать обмякла.
— С какой стороны хочешь спать? — спросил он.
— Эээ…
— Нервничаешь? — спросил он с хитрой улыбкой.
— Нет, — ответила я так спокойно, как только могла в сложившихся обстоятельствах.
А обстоятельства заключались в том, что я бессовестно врала.
— У тебя ужасно получается врать, — все еще улыбаясь, сказал он. — Хуже всех, кого я знаю.
Я встала, упершись руками в бока и всем своим видом говоря: «Прошу прощения?»
— Иди сюда, — мягко сказал он, поднимая меня на ноги.
Я почувствовала, что мои мысли о сопротивлении улетучиваются. Еще десять секунд так близко к Патчу, и крепость моего благоразумия падет.
Напротив него на стене висело зеркало, и в нем, через плечо Патча, я увидела черный шрам в виде перевернутой буквы «V» на его спине.
У меня внутри все застыло. Надеясь, что шрамы исчезнут, я несколько раз моргнула, но это не сработало.
Не успев подумать, что я делаю, я скользнула руками по его груди и спине и кончиками пальцев легко провела по правому шраму.
Патч напрягся от моего прикосновения. Я замерла, кончик моего пальца, коснувшись шрама, задрожал. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что дрожит не палец, а я. Вся. От макушки до пят. Меня затянуло в мягкий темный омут, и все вокруг почернело.
Глава двадцать третья
Я стояла, прислонившись к стене, на нижнем этаже игрового клуба «Бо»; передо мной расположились несколько бильярдных столов. Окна были заколочены, и невозможно было понять, день это или ночь. Из динамиков звучал голос Стиви Никса, он пел песню о белокрылом голубе и о том, каково это — быть на пороге семнадцатилетия. Никого, кажется, не удивило мое внезапное появление из воздуха.
Мгновение спустя я вспомнила, что на мне к тому же нет ничего, кроме трусов и топика. Я вообще-то не тщеславна, но когда стоишь посреди толпы людей противоположного пола практически нагишом и никто не обращает на тебя внимания… Что-то тут не так.
Я ущипнула себя. Вроде бы жива и бодрствую.
Отгоняя ладонью сигарный дым, я вдруг заметила на другом конце зала Патча. Он сидел за покерным столом, откинувшись на стуле, с картами в руках.
Скрестив руки на груди, чтобы как-то прикрыться, я босиком прошла через зал.
— Надо поговорить, — прошипела я ему в ухо.
Голос у меня был очень, очень нервный, что вполне логично, если учесть, что я понятия не имела, каким образом очутилась в «Бо». Секунду назад мы были в номере мотеля, а теперь — здесь.
Патч подвинул стопку фишек к куче на середине стола.
— Сейчас, если можно, — сказала я. — Это вроде как срочно…
И тут мой взгляд наткнулся на настенный календарь. На листке был август прошлого года — восемь месяцев назад. Прямо перед началом десятого класса. Задолго до того, как мы с Патчем познакомились. Я сказала себе, что это недоразумение, что тот, в чьи обязанности входит отрывать листки календаря, не справляется, но мой разум все же на секунду задержался на предположении, что календарь был как раз там, где должен был быть. А вот я — нет.
Я взяла стул от соседнего стола и села рядом с Патчем.
— У него пятерка пик, девятка пик, туз червей…
Но никто не обращал внимания. Нет, не так. Никто меня не видел.
В зале раздались тяжелые шаги, и у подножья лестницы появился тот самый кассир, который угрожал выкинуть меня на улицу, когда я в первый раз приехала сюда.
— Там наверху кое-кто хочет с тобой поговорить, — сообщил он Патчу.
Патч поднял брови в немом вопросе.
— Она не представилась, — извиняющимся тоном начал кассир. — Я дважды спросил. Я сказал, что ты играешь, но она не уходит. Могу вышвырнуть, если хочешь.
— Нет. Отправь ее сюда.
Патч открыл карты, собрал фишки и встал.
— Я пас.
Дойдя до ближайшего к лестнице бильярдного стола, он остановился и сунул руки в карманы. Я пошла за ним. Сначала пощелкала пальцами у него перед глазами, потом пнула по сапогу, изо всех сил стукнула ладонью по груди. Он не дрогнул, не шелохнулся.
На лестнице послышались легкие шаги, и я на мгновение опешила, увидев в полутьме на пороге мисс Грин. Ее прямые светлые волосы спускались до самой талии, она была одета в джинсы с рисунком и розовый топик и шла босиком. В такой одежде она выглядела почти моей ровесницей. Во рту у нее был леденец.
