Сэр Флетчер медленно продвигался по залу, останавливаясь на время у каждой пары или группы. Говорил несколько слов и улыбался. Это он делал зря, потому что сразу становилось очевидно, до какой степени у него не все в порядке с зубами.
Ливингстон шептал на ухо имена тех, на кого по очереди изливалось внимание губернатора:
– Адмирал Ладлэм, командующий второй эскадрой, с женой и дочерью.
– Барон Фортескью с женой и двумя дочерьми.
Барон удивительно напоминал своей внешностью майора Планта, единственное, чем он отличался от него в лучшую сторону, – это количеством дочерей.
– Мистер Бартоломью Ролле, со своим помощником, пороховые поставки. Очень богат.
– Судья Гивенс, с женой и сыном. Поставка смертных приговоров. Очень подл.
– Полковник Паркерходд, без руки, но с молодой женой. Герой, но дурак.
Кидду физиономия полковника понравилась больше, чем все прочие, но тоже не слишком.
– Настоятель церкви Святой Троицы отец Стоун, настоящий католик, но с большими протестантскими связями.
– Мистер Галлахер-старший, приглашается по традиции. Глух, глуп и нищ. Кроме того, это единственный человек, которого слушается мистер Галлахер-младший, главный здешний бретер и сердцеед, пустейшее, между нами, существо, но стреляет как бог.
Уильям Кидд уже давно не слушал своего стоячего экскурсовода, он пристально, неотрывно смотрел перед собой.
– А это, обратите внимание, Уильям, Томас Тью, ваш собрат по ремеслу. Капер, купец, наверняка негодяй, но держится как джентльмен. Почему его приглашают?
Кидд не спрашивал об этом.
– А посмотрите, какие бриллианты на шее его супруги. Говорят, он выкупил ее из какого-то борделя на Эспаньоле, а может быть, на Гаити. Говорят, он некоторое время сидел в испанской тюрьме, а вы представляете себе, что такое испанская тюрьма. Под этими фламандскими кружевами навечно синие следы железных кандалов. Да что там Тью. Однажды я здесь видел самого Уэйка. Представляете, все знают, что человеку вынесен смертный приговор, но тем не менее…
– А это кто?
Ливингстон сбился с мысли и не сразу понял, о чем его спрашивают.
– Вон там, совсем рядом с оркестром.
– Это капитан порта, мистер…
– Нет, не мистер, а женщина!
– Это девушка, Уильям, дорогой, девушка, дочь мистера…
– Нет, вон та, с сиреневым веером.
– А-а, понял, ничего интересного. Миссис Джонсон. Вдова одного негодяя, впрочем, довольно состоятельного.
– Она, она…
– Ты что, ее видел раньше?
– Нет, если бы я ее видел раньше…
– Тут много такого товара. Кажется, ее муж оказывал какие-то услуги сэру Флетчеру, не помню. Потом вспомню. Все, подними голову, возьми себя в руки, помни, что я тебе говорил. Сейчас он подойдет к нам.
– Кто, муж?!
Ливингстон успел прошептать только одно слово:
– Губернатор.
И пара Флетчеров вальяжно подплыла к паре приятелей. Губернатор обменялся с предпринимателем несколькими фразами, свидетельствующими о том, что они знакомы, и давно и неплохо. После чего Ливингстон, не без торжественности в голосе, проговорил:
– Ваше высокопревосходительство, позвольте представить вам моего друга, замечательного человека и прекрасного моряка. Капитан Уильям Кидд.
Представляемый смотрел в этот момент в сторону оркестра и, только услышав свое имя, повернулся к губернатору. На усмотрение сэра Флетчера было принять это за рассеянность или за самоуверенность.
– Давно ли вы в Новом Свете, капитан?
– Около года, сэр.
– Что нового вы открыли для себя в Новом Свете? – выступила губернаторша со своей дежурной шуткой.
Кидда ее нехитрый каламбур совершенно сбил с толку, ему и так было трудно сосредоточиться на беседе, а тут еще игры слов!
Ливингстон поспешил ему на выручку:
– Я дожил до старости здесь, а так и не понял, отчего Америку именуют именно так. Тут все как и везде. Есть люди достойные и есть никчемные. В здешних городах водятся деньги и встречается любовь. А жизнь, как правило, кончается смертью.
Произнося этот философический пассаж, Ливингстон с ужасом смотрел на Кидда. Он не мог понять, почему тот сделался настолько невменяемее обычного.
Что произошло?
Подхватывая тему разговора, сэр Флетчер сказал:
– Я заметил, что и забавы человеческие вместе с людьми переселились из Старого Света в Новый.
– Например, карты, – с трудом выдавил Ливингстон.
Уильям Кидд в этот момент растерянно улыбнулся, получилось неожиданно к месту.
– Не согласились бы вы, капитан, составить мне и мистеру Тью, скажем, компанию за тем вон зеленым столом?
Четвертым партнером мы могли бы пригласить нашего любезного мистера Ливингстона.
– А что мы будем делать за этим столом, сэр?
Губернатор поощрительно потупился, давая понять, что капитанский юмор ему нравится, несмотря на экстравагантность.
Толстяк торговец обмер, ибо знал, что его приятель и не думает шутить.
Миссис Флетчер обмахивалась веером в ожидании того, когда ее отправят руководить приготовлениями к концерту.
Сэр Флетчер сказал:
– Лично я предпочитаю лоррет. Вист, на мой взгляд, игра слишком азартная.
Сознание Кидда на миг прояснилось.
– А, карты.
– Карты, карты! – прорычал Ливингстон.
До слез виноватая улыбка появилась на лице капитана.
– Я не люблю и не умею играть в карты. Вы не получите от игры со мной никакого удовольствия. Разве что триктрак. Да и то я не мастер.
Губернатор смотрел на него, как на бредящего больного, и терпеливо ожидал, когда бред прекратится.
Миссис Флетчер перестала работать веером, как будто он мешал ей поверить в то, что она слышит.
Ливингстон ругался, яростно, площадно, скверно, но молча, слова рвались внутри его, как ядра, отчего лицо шло пятнами, а из-под парика катили потоки пота.
– Так вы не хотите играть со мной в карты? – спросил напрямую губернатор.
Уильям, страдая, что к нему так привязались, сказал откровенно:
– Знаете, сэр, мне не до карт.
Флетчер медленно и страшно осклабился, черные осколки зубов выглядели в этот момент совершенно зловеще, развернулся на страшных кривых ногах и молча зашагал к ломберному столу, возле которого уже толпилось не менее дюжины любопытных.
Радуясь, что удалось наконец отделаться от этого дылды с его картами, Кидд повернулся к Ливингстону и, обняв его за плечи, воскликнул:
