Когда пробило шесть склянок, офицеры были приглашены в кают-компанию.
Войдя в нее, они изумились. Такого им еще не приходилось видеть.
Сервировка!
Набор напитков!
Наряд капитана!
Все прочие офицеры были одеты как обычно, а Мур – так тот вообще явился в одной рубахе, руки и щеки у него были в пороховой гари и даже серьга в ухе закопчена.
Кидд любезно пригласил всех садиться.
Главному канониру подали медную посудину, в которой он мог ополоснуть натруженные длани. Тот отказался это делать, предвкушая, что предстоит разговор, при котором ему лучше присутствовать в своем натуральном облике.
Капитан велел своему камердинеру наполнить всем бокалы.
– А что за праздник сегодня, – спросил ехидно главный канонир, – сочельник или день рождения короля?
Кидд не сразу нашелся, что сказать, но все же нашелся:
– Сегодня день рождения моей жены.
По лицам офицеров пробежали сдержанные улыбки. Главный канонир не удержался от комментария:
– Ну что ж, тогда непременно надо выпить.
Выпили.
Обведя веселым взглядом собравшихся, капитан сказал торжественным голосом:
– А теперь я хочу сообщить вам приятную новость.
Собравшиеся положили вилки и поставили на стол свои стаканы.
– Завтра мы ложимся на обратный курс! Наше плавание закончено!
Минута недоуменного молчания. Длинная, ненормально длинная минута.
Канинг вдруг закашлялся.
Робертсон с улыбкой откинулся на спинку кресла. Доктор втайне обрадовался, но чувствовал, что радоваться рано.
Мур вкрадчиво спросил:
– Надеюсь, это шутка, сэр?
Весело нарезая в своей тарелке кусок жареной свинины, Кидд отрицательно покачал головой.
– Это не шутка. Разве можно шутить с подобными вещами, джентльмены?
Канинг продолжал кашлять, это он-то, никогда не имевший никаких проблем с легкими и не прикасавшийся к табаку.
– А с нами?! – грозно приподнялся главный канонир.
Кидд посмотрел на него с интересом и дружелюбием во взгляде.
– Что «с вами»?
– А с нами можно шутить?!
– Объяснитесь, дружище. Я вижу, что вы хотите что-то сказать, но никак не могу понять, что именно.
Беззаботный тон капитана разозлил канонира еще больше.
– Выходит, что мы плыли на Мадагаскар, чтобы совершить по нему краткую прогулку – и тут же домой.
Глава 2
Парадный мундир неуютно поежился в кресле. Капитану впервые пришло в голову, что в этой истории еще не все препятствия преодолены.
– Насколько я помню, вы, Мур, и все прочие офицеры подписали контракт, по которому обязаны выполнять распоряжения капитана незамедлительно и без обсуждения.
Напоминанием о контракте Кидд сильно испортил настроение Канингу и Робертсону, сказалась армейская привычка к повиновению, но Мур отступать не собирался.
– Мы подписывали эту бумагу в Нью-Йорке, а здесь Мадагаскар, если я не ошибаюсь.
Капитан отодвинул в сторону тарелку.
– Что с того?
– А то, когда мы вернемся в Нью-Йорк, пусть с нас там и спрашивают, почему мы отказались повиноваться сумасшедшим приказам.
– Сумасшедшим приказам?!
Мур вскочил с места во всем своем чумазом великолепии и решительно заявил:
– А как иначе можно назвать решение отправляться домой, так и не попробовав заняться делом, ради которого нас сюда послали?
Кидд взял со стола и повертел в пальцах столовый нож, главный канонир воспринял это движение как бессильную, бесполезную угрозу и встал в победоносную позу.
Капитан заговорил, глядя в стол:
– Откуда вы можете знать, зачем нас сюда отправили?
Мур расхохотался.
– Нам зачитали приказ. Вы в этот момент пользовались обществом вашей супруги, день рождения которой мы сейчас так пышно празднуем, а лорд Белломонт объявил нам, что мы посылаемся затем, чтобы топить здесь французские торговые суда и отлавливать пиратов.
Увидев, как побелело лицо капитана, канонир понял, что с намеками в адрес супруги он дал маху, и слегка смягчил свою позицию:
– Я с удовольствием выпью за миссис Джонсон-Кидд, но хотелось бы мне поднять за нее бокал, оплаченный моими собственными деньгами.
Тут он одним ловким движением сунул руки в карманы своих черных полотняных панталонов и вывернул эти карманы наружу. Два жалких грязных тряпичных языка повисли у него по бокам.
– Если я вернусь в Нью-Йорк, мне нечем будет заплатить за пинту пива, не то что отдать долги. – Он повернулся к остальным офицерам: – А вы, джентльмены, разве вы горите желанием вернуться в объятия кредиторов и полюбоваться на своих орущих от голода детей?!
Канинг глухо проговорил:
– У меня нет ни долгов, ни детей.
Эта попытка быть честным ничуть не сбила чумазого говоруна:
– Не забудь добавить, что у тебя также нет дома, нет ни единого фартинга за душой и нет никаких перспектив в будущем. Никаких, кроме этого похода, который наш великолепный капитан предлагает немедленно прекратить.
Никто не стал отвечать канониру, никто не стал с ним спорить, но это не помешало ему продолжить диалог:
– Может быть, кто-нибудь надеется, что мы поживимся на обратном пути, поохотимся на французских купцов у берегов Сенегала или на испанских у Эспаньолы? Не будет этого. Вспомните, как мы шли сюда! Мы не встретили ни одной живой души, а когда встречали кого-то, то бросались в бегство!
– Чего же вы хотите? – спросил капитан, вставая из-за стола и этим побуждая встать всех остальных.
Мур и без этого стоял, то есть ему не пришлось демонстрировать даже и формальной готовности подчиниться. Чувствуя силу своего положения, он закричал:
– Я тут ни при чем. Я говорю то, о чем думает самый последний матрос на этом корабле.
Он специально говорил громко, чтобы все собравшиеся у дверей каюты канониры могли слышать, как он борется за их интересы.
И они слышали.
– Я говорю, что мы должны отправиться на север. Может быть, в Красное море. Скоро индусы повезут мусульманских паломников в Мекку и Джидду, и все, чем набиты их фелуки, может стать нашим. Потом мы можем наведаться к острову Моча. Люди, служившие у самого Тью, рассказывали о тамошних богатствах. Как бы там ни было, отправляться сейчас обратно нельзя. Это все равно что плюнуть в душу всем тем трем сотням людей, что находятся на борту этого корабля. Вот так я считаю.
