– А мадам Газен?
– Мадам Газен, друг мой, останется дома.
– Мадам, покорно прошу вас разрешить мне привести на этот вечер одного большого любителя танцев.
– С удовольствием, любезный мой друг. Кто он такой?
– Перед тем как ответить на ваш вопрос, я хотел бы попросить вас все же позвать мадам Газен.
– Что за странные фантазии?
– Мадам, сделайте это ради меня.
– Раз уж вы к этому так стремитесь, я пойду вам навстречу, хотя боюсь, что с вашей стороны ее ждет какой-то подвох.
– Нет, я всего лишь хочу повергнуть ее в смущение.
– Давайте вернемся к нашему танцору.
– Что до этого, мадам, покорнейше прошу вашего соизволения не называть его имени и призываю вас положиться на меня.
– Нет, дитя мое, то, что вы от меня требуете, в Америке, может, и возможно, но здесь просто недопустимо.
– Но ведь вы, моя дорогая мадам, с ним не знакомы.
– Неважно. Скажите, как его зовут?
– Жак Лефор.
– Он ваш друг?
– Совершенно верно, мадам.
– Приводите его, дитя мое, я вам разрешаю.
Ролан не осмелился назвать мадам Федье настоящее имя человека, которого хотел буквально на несколько минут привести к ней домой. Покидая дом, он обратился к Мэн-Арди и сказал: – А теперь положимся на милость Господа! Пойдешь к Маталену и предупредишь его, чтобы в понедельник, в половине десятого вечера, он был в нашем полном распоряжении.
– Уже бегу!
– Отлично! Я же отправлюсь к мадам де Блоссак, расскажу о том, что мы сделали, и поделюсь нашими открытиями. А еще поведаю о том, что я наметил на понедельник, чтобы в будущем никто и слова не смог сказать против дочерей госпожи де Женуйяк.
X
В следующий понедельник в доме мадам Федье был праздник. Все комнаты заполонили собой милые, радостные гости. С самого начала собравшихся почтили своим присутствием графиня де Блоссак, ее дочь, а также Филиппина и Эрмина. Их сопровождали четыре юных американца.
Коарасс вошел под руку с главой семейства, Мэн-Арди – с маркизой де Женуйяк, а младшие братья наших героев – с юными девушками.
Хозяйка дома, по всей видимости, предварительно сделала приглашенным внушение, потому что все тут же бросились к вновь прибывшим и оказали им самый радостный прием – будто хотели изгладить малейшие воспоминания о той глупой выходке, жертвой которой они стали.
Когда после первого обмена комплиментами маленькие сверстницы дочерей мадам де Женуйяк увлекли их за собой, мадам де Федье взяла Коарасса под руку и сказала:
– Ваш друг, стало быть, не пришел?
– Пока нет, мадам, но у меня есть все основания полагать, что он не заставит себя долго ждать. А мадам Газен здесь?
– Еще нет. Глядите-ка, вот и она.
И в зал, в сопровождении своих сыновей и дочерей, действительно вошла чересчур говорливая мадам Газен.
Первым гостем, на которого она обратила внимание, переступив порог, была графиня де Блоссак. Мадам Газен удивилась и на мгновение замерла, будто спрашивая себя, какой линии поведения придерживаться в подобных обстоятельствах, но после минутного размышления пошла дальше и выбрала место, где ее всем было хорошо видно.
– Мне кажется, – сказал Ролан, обращаясь к Мэн-Арди, – что пришло время пригласить нашего маркиза.
– На мой взгляд, еще рано, – ответил Годфруа. – Все веселятся, появление Маталена произведет эффект разорвавшейся бомбы, и когда он уйдет, вечеринка тут же закончится.
– Что ты предлагаешь?
– Пусть все еще пожуируют часок-другой. А потом ты нанесешь сокрушительный удар.
– Так тому и быть.
Примерно через полтора часа после этого разговора, в тот момент, когда в толпе танцующих воцарилось относительное затишье, на пороге возник лакей в пышной ливрее, в обязанности которого входило объявлять о прибытии гостей.
– Господин Жак Лефор, – возвестил он.
– Ну что ж, поглядим, – сказал Коарасс.
Персонаж, только что заявленный как Жак Лефор, в сопровождении Ролана подошел к хозяйке дома.
По салону тут же поползли шепотки.
– Но ведь этот господин Лефор – не кто иной, как маркиз де Матален, – сказал один из сыновей мадам Газен – достаточно громко для того, чтобы его все услышали.
Коарасс, до слуха которого эти слова долетели тоже, отступил на два шага назад. Его примеру инстинктивно последовала и мадам Федье, в результате чего маркиз остался один стоять посреди салона.
– Да, мадам, я маркиз де Матален и прошу прощения за то, что меня представили здесь под чужим именем, – заявил он патетическим тоном. – Я знал, что такого дуэлянта, как я, вы в своем доме не приняли бы, но мне обязательно нужно было на глазах у всего высшего света опровергнуть самую подлую и гнусную ложь.
– Сударь, что вы хотите этим сказать?
– Мадам, мне стало известно, что у вас в салоне, помимо вашей воли, зародился мерзкий, презренный слух. Этот слух запятнал честь одного почтеннейшего семейства, но также бросил тень на меня. Поэтому я явился, чтобы перед всеми приглашенными сюда гостями, которые были свидетелями нанесенного оскорбления и в этом качестве должны также выслушать извинения, уличить во лжи тех, кто пошел на подобные измышления – с учетом того, что нас слушают совсем еще юные дамы и господа, в подробности этих сплетен я вдаваться не буду. Я никогда не имел чести, слишком для меня большой, быть представленным этому семейству, и если и совершал в своей жизни ошибки, то хотя бы никогда не отягощал свою совесть подобной подлостью.
Матален обвел взглядом сонм окружавших его юных девушек, залившихся краской румянца, и добавил:
– Мои слова настолько правдивы, что сейчас, разговаривая с вами, я не могу указать вам на уважаемых членов семейства, ставшего жертвой этой гнусной клеветы.
Маркиз поклонился мадам Федье и продолжил:
– Теперь, мадам, мне остается лишь еще раз извиниться за ту уловку, к которой мне пришлось прибегнуть, чтобы выполнить священный долг.
– Но сударь…
– И испросить у вас разрешения удалиться.
Не дожидаясь ответа, Матален уже направился было к двери, но в этот момент в самом темном углу салона встала пожилая дама и направилась к нему.
– Только что, господин маркиз, вы совершили замечательный поступок, – сказала она, обращаясь к нему.
Кто была эта женщина? Увидев ее, Матален стушевался и на мгновение будто окаменел.
Затем на губах маркиза обозначилась мимолетная улыбка, он тут же взял себя в руки, низко поклонился мадам Федье, с насмешливым видом раскланялся с пожилой дамой и вышел.
