Он бросился к окну, из которого кричал маркиз, и схватил его за руку, пытаясь оттолкнуть.
Но Матален оказал сопротивление и в густом мраке завязалась драка – на этот раз в полной тишине.
Бретер, чувствуя, что уступает в силе противнику, хотел избавиться от него с помощью какой-нибудь хитрой уловки. Но тот догадался о намерениях маркиза и стал делать все, чтобы его обезвредить. В этот момент в дверь спальни баронессы задрожала под градом ударов – это запертые внутри сообщники решили выбить замок, закрытый на два оборота ключа.
В довершение всех бед на шум, чтобы помочь баронессе, по лестнице стал подниматься слуга.
«Теперь не до сомнений, нужно действовать решительно. – подумал Кловис. – Клин клином вышибают».
– Тебе конец, мой маленький приятель, – процедил сквозь зубы Матален. – Завтра тебя ждет добрая тюрьма, там узнаешь, как совать нос в чужие дела.
Закончить фразу маркиз не успел, почувствовав, что какая-то неодолимая сила отрывает его от земли.
– Ну берегись, – сказал вполголоса Кловис, – сам напросился.
И младший Коарасс, не дожидаясь, пока бретер догадается, что с ним случится в ближайшие мгновения, сделал над собой нечеловеческое усилие и выбросил противника в окно. Из груди Маталена вырвался сдавленный крик, и он неизбежно раскроил бы себе череп о плиты мостовой, если бы, как мы уже говорили, его не поймал на руки Монсегюр.
XVII
В тот самый момент, когда Матален поднялся с мостовой и дал деру, Кловис, легкий и проворный, как обитающий в его родных краях ягуар, спрыгнул на землю.
– Что случилось? – спросил его майор.
Молодой человек ничего не ответил и бросился вдогонку за Маталеном. Однако тот вырвался далеко вперед и к тому же прекрасно ориентировался на улицах Бордо, в то время как Кловис, приехавший в город всего два месяца назад, не знал всех тех улочек и переулков, которыми мог воспользоваться маркиз.
Одним словом, все старания юноши были напрасны. Пять минут спустя он потерял беглеца из виду и был вынужден остановиться. Затем вернулся к майору и сказал:
– Ах! Какую же ошибку вы, господин Монсегюр, совершили, позволив этому мерзавцу бежать.
– Покорнейше прошу меня за это простить, мой благородный юноша. Я и правда сплоховал. Но поначалу я подумал, что это вы свалились на меня с неба и подставил руки, чтобы воспрепятствовать вашему ужасному падению и не дать разбиться. Когда же выяснилось, что это гаденыш Матален, меня охватило такое отвращение, что я швырнул его на землю.
– Чего уж там! – с сожалением промолвил Кловис. – Кори себя, не кори, толку никакого. Единственное, если бы Матален сейчас был у меня в руках, я бы заставил его сказать, где мой брат.
– Ваш брат?
– Да, Ролан тоже исчез и теперь полностью в их власти. Об этом они говорили с третьим сообщником, который получил между глаз самый сногсшибательный удар, когда-либо нанесенный американцем.
– Поразительно! Годфруа, Ролан, мадемуазель Эрмина, помощник королевского прокурора. Это уже слишком, господин Кловис, уверяю вас, слишком.
– Вы можете что-то предложить?
– Я хочу поведать вам одну вещь, которую навсегда оставил бы в тайне, если бы не настоятельная потребность. Речь идет о спасении честных и благородных людей. Я тоже знаю Бордо и старая гвардия еще себя покажет. Но сначала расскажите, что вы узнали в доме.
– Во-первых, мне стала известно, почему баронессу и членов ее семьи пытаются убить.
– Почему?
– Просто эта баронесса, предводительница бандитов, желает завладеть наследством старого еврея Самюэля. И уверяю вас – она предприняла для этого все нужные шаги.
– Хорошо, а об Эрмине де Женуйяк вы что-нибудь узнали?
– Ничего, за исключением того, что девочка отказывается есть. Но где она – неизвестно.
– А о Годфруа де Мэн-Арди?
– Тоже ничего.
– Значит, наша вылазка не принесла никакой пользы.
– Не совсем, ведь я узнал, что над моим братом нависла страшная угроза. Я расскажу о Маталене комиссару, и завтра утром полиция будет у него. Его нужно заставить говорить, он должен вернуть мне Ролана.
– А теперь успокойтесь и послушайте меня. Того, о чем я вам сейчас поведаю, не знает ни одна живая душа, ни графиня де Блоссак, ни даже полковник.
– О чем это вы?
– Когда-то я жил в Бордо, был молод и беден, слыл драчуном и задирой. С вашего позволения, я не буду подробно останавливаться на этом периоде моей жизни, за который мне впоследствии довелось расплатиться сполна.
– Вы не могли бы изъясняться яснее?
– Среди самых известных маршалов Наполеона немало таких, кто принадлежал к самым низшим слоям общества, пока война не окружила их ореолом славы и не не вознесла на высшие ступени воинской иерархии. Этот был конюхом, тот – садовником, третий – ямщиком. Со мной дело обстояло еще хуже, я был в некотором роде искателем приключений, наполовину солдатом, наполовину разбойником и большим любителем помахать кулаками. Мне нередко приходилось за деньги оказывать услуги, недостойные называться христианскими, что теперь, когда я вам это рассказываю, заставляет меня краснеть от стыда.
– Продолжайте, – сказал Кловис.
– Так вот, в те времена я был на короткой ноге с половиной бордоских бандитов, знал об их прошлом и совершенных ими грехах. Два десятка из них по моему первому приказу были готовы броситься в огонь, тем более, если бы я заплатил им несколько экю. Одним словом, сударь, вы, должно быть, слышали обо мне. Я – Жан де Кадийяк.
– Тот самый, который вместе с господином де Блоссаком вытащил моего отца из тюрьмы?
– Он и есть.
– Вашу руку, сударь.
– С удовольствием. Но Жан де Кадийяк – мое прозвище, на самом деле меня зовут Монсегюр. И клянусь, я всегда с честью нес это имя, и в повседневной жизни, и в бою, бок о бок с моим полковником, особенно после того, как революция дала мне, солдату, надежду когда-нибудь стать командиром.
– И что вы намереваетесь делать?
– Завтра утром, один-единственный раз, я вновь выступлю в обличье Жана де Кадийяка. И уверяю вас – не пройдет и двух суток, как мы узнаем и где прячут вашего брата, и где томится маленькая Эрмина, и что случилось с Годфруа.
– Я в этом деле вам понадоблюсь?
– Нет, мне лучше действовать одному. Отправляйтесь домой, ложитесь спать и спокойно ждите новостей.
– В таком случае – до свидания, Жан де Кадийяк.
– О нет! Не называйте меня так. Вы должны понимать, каких нечеловеческих усилий мне стоило открыть вам эту страшную тайну. И умоляю вас, ради бога, не делитесь ни с кем тем, что вы сегодня узнали.
– Клянусь вам, майор.
