Как только слуги удалились, она обратилась к своему новому автомедону и тихо сказала: – Теперь гони! Гони во всю прыть! Мы едем в домик в ландах!
Импровизированный возница дважды хлестнул лошадей и экипаж выкатил за ворота особняка. Баронесса выглянула из дверцы и крикнула: – Не забудь заехать за Жюдиселем.
Этот Жюдисель был человек неприятной наружности, обитавший в лачуге на краю Бельвильского болота, неподалеку от места, где ныне располагается табачная мануфактура.
Не заставляя себя долго упрашивать, он сел в карету.
– Нас предали, – сказала Меротт. – Через час меня будут искать по всему городу.
– Я знаю, мне уже сообщили. Что собираешься делать?
– Поеду в ланды, возьму Эрмину, ты привезешь Мэн-Арди и мы сразу же отправимся в замок Бланкфор.
– Хорошо. Другие поручения будут?
– Да. Поедешь в Бордо и обеспечишь мне каюту на каком-нибудь судне, отплывающем в Новый Орлеан. Ночью я покину Бланкфор, предварительно усыпив Эрмину и крепко связав Мэн-Арди, и в Пойяке взойду на корабль.
– А как поступишь, когда окажешься на борту?
– Это мое дело. К тому же мне много не надо – лишь бы он дожил до Нового Орлеана. Затем я передам его бренные останки отцу, шевалье де Мэн-Арди. Пусть посмотрит, поблекло ли мое желание отомстить и угасла ли моя ненависть. Да, пока не забыла! Оформишь мне паспорт и чтобы по всем правилам.
– На чье имя?
– Мадам Альварес, из Мадрида.
– Хорошо. Это все?
– Нет. Поскольку малышка будет у меня, после моего отъезда избавишься от де Блоссаков, де Женуйяков, а если будет желание, то и от всех остальных. Эрмина останется единственной наследницей Самюэля. В виде залога я ею очень дорожу – во-первых, потому что с Ребеккой я так больше и не повидалась, а во-вторых, потому что мне приходится бежать.
– И какова будет моя доля в этом деле?
– А сколько ты хочешь?
– Миллион.
– Договорились. Клянусь, ты его получишь!
Во время этого разговора карета стрелой мчалась вперед. В тот момент, когда баронесса произносила последние слова, лошади уже преодолевали небольшой подъем, за которым лежал поселок Пессак.
XXI
Вернемся в дом, ставший для Ролана ловушкой.
Окончив предварительное расследование, королевский прокурор приказал увезти Этьена в Форт дю Га, а Анжель – в больницу.
Затем, убедившись, что старшему Коарассу стало немного лучше, предоставил в распоряжение его брата четверых человек, чтобы те отнесли молодого американца домой на носилках, которые как средство передвижения были менее тряскими, чем карета.
Танкред и Кловис ушли, чтобы сопровождать несчастного раненого.
Но Монсегюр остался и королевский прокурор пригласил его немного пройтись.
– Сударь, – начал он, когда они оказались на улице, – только что вы говорили о некоторых вещах, позволяющих предположить, что…
– Это не предположение, это уверенность, – ответил майор. – Женщина, называющая себя баронессой де Мальвирад, накормившая нас с полковником какими-то небылицами, чтобы заманить к себе в дом, не побоялась в самый разгар бала дерзко пометить двенадцать человек печатью смерти.
– Кто же они, эти двенадцать человек? – спросил законник.
– Господин де Бланкфор. Что с ним случилось, вам известно. Господин де Кери, ваш помощник, лежит при смерти. Господин де Мэн-Арди, который вчера вечером исчез и до сих пор не подает о себе никаких известий. Господин де Коарасс, которого только что чуть не убили. Мадемуазель Эрмина де Женуйяк, которую похитили.
Продолжать дальше Монсегюр не стал. Королевский прокурор кусал губы, чувствуя, что полиция несостоятельна, а правосудие хромает на обе ноги. Майор все понял.
– Я никого не обвиняю, сударь. Ошибка этих молодых людей заключается в том, что они в одиночку решили бороться с целой бандой, не поставив в известность полицию. Подумали, что шайку мерзавцев можно одолеть одной лишь храбростью и честностью. Только что вы убедились, до какой степени они были неправы.
Королевский прокурор несколько мгновений хранил молчание, затем продолжил:
– И эта женщина, говорите…
– Эта женщина – та самая, что помогала Маталену во время дуэлей, отвлекая на себя внимание его противников, – спокойно продолжал Монсегюр. – Именно ей я и полковник обязаны ранами, с которых началось наше пребывание в Бордо. Ее зовут Меротт.
– Завтра утром Матален будет в тюрьме. Но вместе с ним нужно арестовать и эту Меротт.
– Дай бог, чтобы птичка еще не упорхнула из клетки.
– Как! Вы думаете, что ее уже и след простыл?
– От этой дамы можно ожидать чего угодно. У нее под рукой целая армия злодеев, полдюжины из этих подонков мне уже известны, а через них можно выйти и на остальных. Но уверяю вас, в эту минуту она уже знает, что жена убийцы заговорила и что в Бордо ей теперь оставаться небезопасно.
– Было бы любопытно это проверить.
– Нет ничего проще. Сейчас у нас полночь. Идем во Дворец правосудия, вы выписываете ордер на арест, берем жандармов и отправляемся к ней домой.
Полчаса спустя королевский прокурор был вынужден признать, что Монсегюр, превратившийся на эту ночь в Жана де Кадийяка, не ошибся. Жандармы тщетно перерыли весь дом – баронессы нигде не было.
Зато на следующий день, в восемь часов утра отряд жандармов, к удивлению соседей, остановился перед домом Маталена.
Один из них постучал в дверь. Открыл им старина Каде, тот самый слуга, с которыми мы уже имели честь познакомиться.
Удивление, охватившее бедного малого при виде угрожающе надвинутых на лоб треуголок, не поддается никакому описанию.
– Здесь живет маркиз Жак де Матален? – спросил командир подразделения.
– Да… то есть нет… – ответил Каде. – Что вам угодно?
– Давай, мальчик мой, веди нас к хозяину, – продолжал жандарм.
– Да, но не знаю, позволительно ли мне будет…
– Если не хочешь угодить в тюрьму…
– Я? Я! Но за что?
– За сопротивление власти.
– Но я не оказываю никакого сопротивления… – сказал Каде, дрожа как осиновый лист. – Хозяин здесь, вот его комната, можете войти, но открывать вам дверь не входит в мои обязанности. Во-первых, еще очень рано…
– Хорошо, обойдемся без вас.
И представитель закона, отбросив всякие церемонии, вошел в комнату маркиза. Незадолго до этого, тот, услышав разговор слуги с жандармами, поспешно вскочил и натянул штаны.
Когда блюстители порядка вошли, маркиз удивленно отступил назад, но тут же собрался и самым спокойным, вежливым тоном спросил:
