Господи, где же, где телефон?
Мужчина шевельнулся и направился в сторону дома.
Черт!
Бэт еще раз проверила замки и бросилась в глубь комнаты. Запнулась о диван и рухнула. Телефон отлетел в дальний угол. Крепко же приложилась она головой: в ушах набат.
Стеклянная дверь медленно поползла в сторону, как будто не было в ней никакого замка. Бэт перекатилась с боку на бок, пытаясь спрятаться. Ужас: широченные плечи и могучие ноги. Лица не было видно, но угроза, исходившая от него, была реальна, как пистолет, нацеленный в лоб.
Встав на четвереньки и поскуливая от страха, она поползла в сторону входной двери. Гром шагов приближался. Ослепленная ужасом, она врезалась в стол, даже не ощутив боли. Повисла на дверной ручке, захлебываясь в слезах. Дверь не поддавалась…
Бэт очнулась от странного звука. Кто-то истошно вопил.
Господи, это же она и кричит, разинув рот.
Спрыгнув с кровати, она подбежала к окну. На улице светило солнце. Набрав побольше воздуха, Бэт подергала стеклянную дверь. Замок был на месте. Во дворе никого.
Приснится же этакое. Самое время попить успокоительных капель.
Вперед, в душ, а потом на работу. Необходимо отвлечься. Редакция — вот подходящее для этого место. Хватит одиночества, нужно быть поближе к людям и дальше от этой квартиры.
Она уже шагнула в ванную, когда что-то больно вонзилось в пятку. Керамический осколок. Нагнувшись, она увидела, что миска со стола в прихожей разбита вдребезги.
Бэт убрала черепки.
«Наверное, я уронила ее, когда прибежала вчера домой».
Рэт вернулся в дом Дариуса уставший как собака. Он запер за собою дверь спальни, скинул перевязь с ножами, потом подошел к шкафу и вытащил потертый чемодан.
Внутри хранилась большая плита из черного мрамора. Пришлось попыхтеть, перенося ее в центр комнаты. Вынув из чемодана бархатный мешочек, он кинул его на кровать.
Раздевшись и приняв душ, он побрился и, голый, вернулся в комнату. Развязав атласную ленту, высыпал содержимое мешочка на плиту. Дюжина неограненных алмазов, каждый — с голубиное яйцо, с сухим треском рассыпалась по черному мрамору.
Слова поминальной молитвы на древнем языке разнеслись под сводами комнаты. Мелодичные звуки то гремели, то превращались в шепот, следуя ритму его дыхания. Закончив молиться, Рэт опустился на колени. Острые камни вонзились в них. Он сел на пятки, положил ладони на бедра и закрыл глаза.
В память о друге он будет терпеть эту боль. День и ночь, без движения, истекая кровью. Таков древний обычай.
В памяти всплыло лицо дочери Дариуса.
Не стоило так врываться в дом. Напугал ее до полусмерти. А хотел только представиться и рассказать, что ее ждет. И пообещать, что найдет этого сукина сына.
Хорошо, что все кончилось гладко.
Когда девушка забилась в истерике, Рэту пришлось очистить ей память и отключить сознание. Уложив ее в постель, он собирался уйти, но не смог. Стоя у изголовья, любовался расплывчатым рисунком черных волос на белой подушке и вдыхал ее запах. Сексуальное возбуждение ворочалось где-то в глубине живота.
Перед уходом он позаботился о том, чтобы окна и двери были заперты, и в последний раз посмотрел на дочь Дариуса. Пришло время отдать долг ее отцу.
Боль обжигала сознание, кровь растекалась по черному мрамору. Рэт вызывал из памяти лицо друга и чувствовал крепость уз, связующих их. Он должен выполнить его последнюю волю. Полукровка или нет, но дочь Дариуса не будет ходить по ночам без защиты. И он будет рядом, когда наступит час ее превращения.
Бог да поможет ей.
Было уже шесть утра, когда Буч покончил с протоколом допроса. Билли умерял свой пыл в камере, в компании наркоманов и убийц. Полицейский никуда не спешил: он проверял текст, исправлял опечатки и заполнял бесчисленные формуляры. Потом долго не мог распечатать документ, потому что не работали принтеры.
Как бы коп ни тянул время, Риддлу недолго оставалось сидеть в участке. Его папаша действительно оказался большой шишкой. Крутой семейный адвокат был уже в пути, чтобы разрешить все формальности и внести залог. Через час сыночек сенатора окажется на свободе.
Так и работает наша система правосудия. Деньги правят бал, и гады расползаются, множась.
Но Буч давно уже не заморачивался всем этим.
Он шел по коридору.
Старая знакомая, Черри Пай. Как ее настоящее имя, — Мэри Мулкаи? Опять провела ночь в участке? Два года на панели, а так и не научилась ладить с законом.
— Привет, детектив!
Воркующий голос.
Она была бы симпатичной, если бы завязала ненадолго и отоспалась. А сейчас — страх божий: тени вокруг глаз потекли, помада — на пол-лица.
— Едешь домой в одиночку?
— Как всегда.
Он распахнул дверь и пропустил ее вперед.
— У тебя левая рука еще не отваливается?
Буч хохотнул.
— А твои как дела?
— Как всегда, отлично!
Она вставила в рот сигарету и посмотрела на него.
— Слушай, коп, когда станет невмоготу, позвони мне. Обслужу бесплатно. Ты такой симпатичный сукин сын. Только Большому Папочке — ни гу-гу!
Она выдохнула облако дыма и приподняла волосы. Верхняя часть левого уха отсутствовала.
Черт, ее сутенер — настоящий бешеный пес. Они пошли вниз по ступенькам.
— Слушай, а ты записалась на ту программу, про которую я тебе говорил? — спросил Буч, когда они спустились на тротуар.
Его приятель организовал специальную группу по работе с проститутками. Наставлял их на путь истинный и защищал от беспредела сутенеров. Помогал начать новую жизнь.
— Записалась. Полезная штука, — улыбнулась она. — До встречи.
— Береги себя.
Красотка повернулась к нему задом и похлопала себя по ягодице:
— Только представь: все это может стать твоим!
Буч проводил ее взглядом. Потом, подчиняясь внезапному импульсу, сел в машину и поехал в сторону «Скримера». Он припарковался у двери соседнего бара и стал ждать. Через пятнадцать минут из-под арки вышла стройная девушка в джинсах и короткой черной футболке. Она близоруко сощурила глаза, привыкая к яркому свету.
Увидев знакомую машину, пригладила золотистые волосы и подошла ближе. Буч опустил стекло, она нагнулась и поцеловала его в губы.
— Соскучился, Буч? Тысячу лет тебя не видела.
От нее пахло пивом и вишенками для коктейлей — обычный аромат для девушки, отстоявшей всю ночь за стойкой.
— Залезай, — коротко бросил Буч.
