Мы все уже давно ждали это сообщение, но тогда оно прозвучало для нас как гром среди ясного неба, как чудо, как нечто невероятное. И, оглушенные, задыхаясь от счастья, мы молчали. У многих на глазах были слезы. Потом раздался радостный крик: «Победа!!!» Кто-то, подняв в стороны костыли, плясал на одной ноге. Кто-то побежал в палаты сообщать радостную весть. Кто-то, оглушенный, остался у репродуктора. Из палат доносилось «ура!». В этом крике были и радость и горечь. «Наконец!» «Победили!» «Выстрадали!!!» Я не мог поверить в то, что война кончилась, а я еще жив. Вспомнилось, как после тяжелого боя в Большой излучине Дона мы хоронили своих товарищей. Когда возвратились в окопы, кто-то мечтательно сказал:
– А ведь будут люди, которые доживут до конца войны.
Это казалось невероятным. Наступила долгая пауза.
– А кто-то доживет до сорока лет! – послышался в темноте другой голос.
И все мы стали хохотать – так это было невероятно.
И вот война кончилась, а мы живы – и это не мечта, не сказка, а явь!
В палатах, не знаю уж как, но появилось вино. Мы всю ночь пили, веселились, радовались, произносили шумные тосты. В эту ночь всеобщей радости скончались, не приходя в сознание, два наших раненых.
Домой!
Выписали меня из госпиталя только в октябре.
Прежде чем явиться в расположение штаба дивизии, я решил посетить свою часть. Не терпелось узнать, что сталось с моими товарищами. Когда, опираясь на палку, тащился к лесу в окрестностях Будапешта, в котором располагалась наша часть, я увидел полуторку, едущую мне навстречу. Поравнявшись со мной, полуторка резко затормозила, из нее выскочил шофер и бросился меня обнимать. Затем, успокоившись, он сообщил мне печально:
– Товарищ старший лейтенант, а Катю убили!
Я знал, что у этого парня с Катей был роман.
– Как это случилось?
И Миша, шофер, рассказал мне (фамилию нового командира моей роты я не могу вспомнить – назовем его Зубовым):
– Зубов, новый командир вашей роты, выстроил роту на виду у немцев – война-то уже кончилась. А немцы запустили несколько мин прямо в строй. И сразу семи человек не стало. Среди них три девчонки… – Он назвал фамилии убитых.
Мне было невероятно жаль ребят и девчат, доживших до конца войны и погибших из-за глупости командира.
Зубов был сынком генерала и, опасаясь за его жизнь, хитрый генерал, пристроил его в военное училище. Когда срок обучения подходил к концу, генерал устроил его в училище другого профиля, а потом в третье. Но в конце войны он решил все-таки отправить сына на фронт зарабатывать ордена (сыны Сталина, Хрущева и тысяч других большевиков воевали и погибали наравне со всеми). Так Зубов-младший стал командиром нашей роты. Возмущение мое было так велико, что если бы я нашел его – непременно избил бы. Но он, по всей вероятности, прятался от меня.
В штабе дивизии меня назначили командиром радио-роты дивизии и вместе с Марком Степановым послали в командировку в Чехословакию, в Прагу, на завод за запасными деталями. Мы приехали к вокзалу. Поезда в Чехословакию надо было ждать полтора часа. Напротив вокзала был магазин фото и кинопринадлежностей, и я решил забежать в него. Я долго рассматривал осветительные приборы и кинокамеры. А хозяин магазина внимательно наблюдал за мной, не хочу ли я что-то стащить. Наконец он спросил меня по-немецки:
– Тебе это интересно?
Я ответил утвердительно.
– А кто ты по специальности?
– Студент киноинститута.
Хозяин почему-то решил, что я его обманываю. Его лицо приняло выражение, как бы говорящее: «Мальчишка! И ты решил обмануть пожилого человека!» Отчасти он был прав, я еще не был студентом, но не сомневался, что буду им.
Дорогу из Венгрии в Чехословакию я не помню. Должно быть, это было ночью. Но несколько дней, проведенных в Праге, запомнились мне на всю жизнь. Люди принимали нас как друзей. Останавливали на улице, затаскивали к себе в дом, чтобы угостить, говорили приятные слова, благодарили за освобождение. Наша дивизия действительно освобождала Прагу. Когда чехи объявили по радио: «Прага восстала! Спасите Прагу!» – к Праге были направлены от Польши танки маршала Рыбалко, а нашу дивизию из Австрии повернули на Чехословакию. Так Прага была спасена. Авторитет нашей армии и страны в то время был невероятно высок. Мы были любимцами Европы. Мы были освободителями. Потом, когда я смотрел кадры кинохроник, как нас встречали в освобожденных странах, я вспоминал Прагу и так же волновался – мне казалось, что и я на танке въезжаю в освобожденные города, и меня с восторгом и благодарностью встречает местное население, и что вместе со всеми незримо присутствуют мои товарищи и друзья, погибшие за свободу этих людей. Великая честь быть освободителем. Великая честь и великое счастье. Не всем оно дается судьбой. Нам оно досталось полной чашей. Мы знаем ее сладко-горький вкус – счастье пополам со слезами.
Наши головы ласкал ветер истории. Он шумел над могилами погибших. Вечная им память!
…В самом конце сорок пятого года медицинская комиссия признала меня негодным к воинской службе. Я возвращался на родину. Я был не одинок. Сотни, тысячи солдат возвращались домой, полные самых светлых надежд. Ехали через Венгрию, через Югославию (на вагонах читали надписи: «Сталин – Тито»), через Румынию (в витринах магазинов – портреты королевы-матери и рядом Сталин в форме генералиссимуса).
На одной из станций к нашей компании подошел старик.
– Здравия желаю! – сказал он по-русски. – Поздравляю вас с блестящей победой! Откинул в сторону седую прядь волос и обнажил череп со следом сабельного удара. – Брусиловский прорыв… – объяснил он и попросил денег. – Хочу поесть борщика…
Мы дали старику денег на борщик не скупясь.
Вот и последняя румынская станция перед нашей границей. Демобилизованных тьма-тьмущая. Пробиваемся сквозь толпу к коменданту станции.
– Когда будет состав?
Бедный комендант охрип, отвечая на вопросы демобилизованных.
– Не знаю! Я же вам сказал русским языком! – хрипит он. – Товарищи, я составами не распоряжаюсь!
Кто-то шепчет мне в ухо:
– Выйдем. Важное сообщение…
Выходим. Разведка доносит под большим секретом:
– Там, за вагонами, платформа с демонтированным заводом. Можно сесть и через 15 минут пересечь границу. Только это надо делать незаметно.
Соблюдая конспирацию, пролезаем под вагонами первого состава… второго… третьего… Вот, наконец, и платформы. На них какие-то станки и между ними… полно солдат. Стать негде. Бежим вдоль состава от паровоза к хвосту, ищем место. Находим платформу, на которой не так густо, просим:
– Потеснитесь, братцы!
Солдаты теснее прижимаются друг к другу, кое-кто снимает с себя вещмешок – становится еще свободнее. Залезаем на платформу, и только одному из нас, Мише Гуревичу, не хватило места. Он растерянно стоит на земле, опираясь на палку.
