Бенкендорф, не подозревая лиха, оказался у ручья, заметно опередив посольский поезд. День был жаркий. Лошадь норовила прянуть в воду. Но полковник сначала сам попробовал: не холодная ли? Причем не только на вкус, но и локтем, как проверяют ванночки капризным младенцам. Закатал рукав, раскорячился над берегом, сунул локоть в воду. И в этот момент услышал у себя над ухом:
– Защищайтесь, сударь! Ваш судный час пробил!
Очень к месту!
Бенкендорфу трудно было даже изловчиться, чтобы рассмотреть противника. Если тот хотел его смерти, следовало прямо сейчас колоть в спину, потом спихнуть тело в поток, где бурные воды подхватили бы его…
– Защищайтесь, говорю!
– А я говорю: дайте вылезти и взять шпагу! – рявкнул раздосадованный полковник. – Или у вас принято убивать безоружных?
Разговор шел по-французски, и Бенкендорф не имел понятия о национальности нападавшего. Дворянин. С виду. Примерно его лет. Но богаче. Неизмеримо богаче.
Цену человека в самом меркантильном смысле слова Александр Христофорович определял с одного взгляда. Если ты рос при дворе, то всегда сможешь отличить настоящие бриллианты от граненого стекла.
Но год урожая рейнского можно назвать, только подержав вино во рту. Так и с человеком надо сначала накрепко схлестнуться, чтобы судить, достоин ли он горностаев. А то, может, и заячьего тулупа жалко!
Стоявший перед Бенкендорфом красавец был явно принесен на порог родителей в золотой корзине. И у аиста на каждой лапке было по жемчужине. Полковник никогда не видел этого гордого воителя в шляпе набекрень и со шпагой, гарда которой выгибалась в виде раковины.
– Быть может, вы ошиблись? Я вас не знаю.
Бледное лицо незнакомца искривила гримаса.
– Зато я вас знаю. Мое имя Александр Станислав Потоцкий.
С этого надо было начинать. Поляк. Муж Яны. Враг в квадрате.
Бенкендорф добрался до своих вещей и вытащил шпагу. Предпочитает по старинке? Без пистолетов? Шурка тоже любил холодное оружие. Пуля слишком много дарит случаю.
Потоцкий смотрел на своего недруга с нескрываемым презрением. На его лице было написано: «Этого предпочла мне? Или я чего-то не понимаю!»
«О, ты очень многого не понимаешь!» – Бенкендорф отмахнул клинком в обе стороны. Свист разрезаемого воздуха вызвал лихорадочное веселье в крови. Шурка дрался с тринадцати лет. Так вышло. В первый раз в Байроте. На городском балу в ратуше увивался вокруг какой-то барышни, получил от ее поклонника-студента по носу, дал в ответ пощечину. Офицеры гарнизона встали на его сторону: ссудили саблю. Стоило мальчишке заорать дурным голосом и броситься на обидчика, студент сбежал. Поле боя осталось за Шуркой. Барышня тоже. С тех пор любое дело он предпочитал решать силой.
Противники сошлись на небольшом лугу с высокой травой.
«Надо же, мы даже тезки!» – думал Александр Христофорович.
Граф быстро показал все, на что способен. Его хорошо учили. Но главным образом дома. Он не воевал. Практики боевой рубки, почти вслепую, среди клубов разъедающего глаза дыма и других неудобств, у Потоцкого не было. Поэтому его манера отдавала академизмом. Даже сухостью.
Он сам импровизировал. Мог упасть на колено, перекатиться по траве, даже нырнуть у врага под ногами. Жить захочешь, не то сделаешь!
– Что за варварские методы? – возмущался молодой граф, когда шпага неприятеля вместо ожидаемой восьмерки ушла в штопор и царапнула его по плечу. – Вы нарушаете правила!
– У меня нет правил, – в полном восторге сознался враг.
Они еще некоторое время плясали вокруг друг друга, и Бенкендорф дразнил противника, стараясь вывести его из терпения.
– Яна что-нибудь передавала?
Потоцкий сохранял хладнокровие.
– Вы мне трижды противны! Вы немец! Русский! И соблазнитель! Нет худшего преступления!
– Чем родиться немцем? Или русским? – полковник был рад, что может дергать соперника за язык. – Вы сами поляк и страшно от этого несчастны!
Потоцкий усилил натиск. Его сарматская мощь, закаленная французскими учителями фехтования, способна была противостоять армии. Но нервы оказались слабоваты. Впрочем, как у всей аристократии, перекованной в горниле Просвещения. Нелегко отстаивать свои привилегии, зная, что не имеешь на них никаких прав!
– Что до вашей супруги, то ее не нужно соблазнять, – продолжал издеваться Шурка. – Еще годок воздержания, и она сама начнет бросаться на людей со шпагой!
Граф взревел и нанес врагу глубокий, проникающий удар в левое предплечье. Полковник пошатнулся, но устоял. «Что-то я расслабился», – укорил он себя и заработал рукой быстрее. Между тем кровь толчками пошла из раны.
– Не хотите перевязать?
Благородство соперника претило Бенкендорфу.
– Обрежу вам уши и перевяжу.
Он сумел нанести несколько точных уколов Потоцкому в торс. Но ни одного опасного. Зато рубящий удар, принятый графом на верхнюю треть шпаги, оказался столь сильным, что переломил клинок.
– У вас есть другое оружие? Я подожду, – теперь уже Шурка играл в благородство.
Граф замотал головой, взвыл, как раненый вепрь, и, забыв про правила, ринулся на врага с обломком шпаги. Бенкендорф вовремя отскочил. Его всерьез начинал тревожить вопрос: а что будет с Яной, если он победит? Не в том смысле, что она останется вдовой. Была нужда убивать идиота!
Если Потоцкий восторжествует, его честь будет омыта в крови врага. И между супругами возможно примирение.
Если же Бенкендорф еще сильнее унизит графа, ни о каком мире не встанет даже вопрос. Женщины думают, что мужчин заботит их неверность. Пустое. Все заняты только собственным самолюбием. Когда оно в безопасности, каким только сильным и благородным не покажет себя герой! Когда попрано, жена первая ответит за это.
Бенкендорф уже примеривался, как бы ему так выставить плечо, чтобы получить не самый серьезный удар, выронить шпагу и подарить победу ничего не подозревающему графу. Но в этот момент заметил, что за кустами на краю поляны что-то блестит. Из густой зелени выглядывало вороненое дуло ружья.
Эх, парень! Подстраховался.
Александр Христофорович без труда отбил еще пару ударов сломанного клинка и резко, без пощады хлестнул нападавшего по кисти правой руки. Шпага выпала.
– Сдавайтесь. И прикажите своим людям опустить ружья.
– Ни за что! Стреляйте! – закричал Потоцкий голосом, переходящим в сип.
Выстрел грянул над самой головой. Второй задел Шурке бедро. Но в этот момент в кустах началась какая-то неразбериха, точно туда вломилось стадо лосей. С громким воплем: «Наших бьют!» – на поляну выскочил отец-командир. Оказывается, и противная сторона наблюдала за схваткой! За Толстым следовала заметная доля дипломатической миссии. Главным образом не штатские, конечно.
