– Эй, как тебя зовут, иди сюда!
– Посмотри, какой он ноздреватый, наверное, его зовут Сырок, да?
– Эй, Сырок, пошли со мной, если не боишься отморозить задницу.
Молодой тюремщик довольно долго слонялся среди полуголых и агрессивных жриц любви, пока не выбрал одну.
– Иди за мной.
– А у тебя есть деньги, красавчик? – спросила его избранница, довольно привлекательная девица, слегка замызганная, правда.
Лако молча достал из кармана монету в четверть ливра и показал ей. Это зрелище моментально прекратило оскорбительный хохот и вызвало завистливый свист. Белокурая красотка быстро выбралась из толпы товарок.
– Пойдем, красавчик, – проговорила она, – я научу тебя всему, что умею.
Лако молча взял ее за кисть руки и сжал так, что у нее перехватило дыхание.
– Получишь втрое против этого, если будешь молчать. Поняла?
Она поняла. И молчала, когда юноша повел ее к плескавшейся неподалеку Сене. Молчала, когда он смочил в холодной воде тряпку и стал протирать ее чумазую физиономию. После этого он снял с нее лохмотья, служившие ей выходным платьем, и на холодную, покрытую гусиной кожей фигурку натянул простое, но чисто выстиранное платье.
Она не решилась спросить, зачем все это. Стучала зубами то ли от холода, то ли от страха.
– Теперь ты пойдешь вон к тому трактиру и понравишься одному из господ в черном кафтане с золотым вензелем. – И приведешь его сюда, поняла?
– Да.
Девушка была очень миловидна. Лако достал из кармана фляжку с вином и протянул дрожащей красотке.
– Выпей. Сделай несколько глотков.
Она повиновалась.
Лако показал ей золотую монету.
– Она будет твоей, если все сделаешь правильно. Если нет…
Он не договорил, потому что и так все было ясно.
– Как тебя зовут?
– Жанна.
– Иди, Жанна.
Она попыталась улыбнуться, отхлебнула еще раз из фляжки. Лицо у нее слегка раскраснелось. И она отправилась в указанном направлении.
Через четверть часа она уже лежала на спине, на куче сухих листьев в тени невысокой, полуразрушенной стены. Неровный, верхний край был облизан лунным сиянием. Над ней, напряженно урча, трудился крупный кудлатый воин. Правая рука его предусмотрительно сжимала рукоятку вонзенного в землю кинжала. Как иностранец он не вполне доверял местным шлюхам.
Жанна испуганно разглядывала лунный диск и прислушивалась к звукам за границами сладострастного швейцарского сопения.
То, что произошло, произошло мгновенно. Когда доблестный любовник взобрался на вершину своего оргазма и временно ослеп и оглох, в спину ему вонзился длинный тонкий нож.
Настолько длинный, что смог навечно скрепить двух случайных любовников.
И тогда слово взял Жак де Молэ.
– По всей видимости, господа, к воротам всех наших крепостей на территории французского королевства явятся судебные приставы с предписаниями, подписанными Филиппом, и потребуют, чтобы их допустили внутрь для осмотра и обыска.
– Ни о чем подобном наши хроники даже не упоминают. Мы живем в страшное время! – воскликнул де Блез.
Великий магистр спокойно возразил:
– Все возможное когда-нибудь случается. И сейчас суть дела заключается не в вопросе – открывать или не открывать двери перед королевскими ищейками, а в том, насколько наши крепости готовы к проверке.
Жак де Молэ повернулся к генеральному прокурору, это он контролировал инспекцию всех тамплиерских поселений.
– Насколько я могу судить по отзывам посланных мною людей, все крепости находятся в исправности. Во всех смыслах. Конечно, я не дух и не мог облететь каждую лично, но у меня нет оснований не доверять моим людям. Они ни разу меня не обманывали. Комтурства наши, все без исключения, готовы пережить обыск, самый пристрастный, самый свирепый. Следуя вашему совету, я велел подготовить полную финансовую отчетность, дабы людям короля не пришлось ждать. Они не только не найдут того, что им нужно, они вообще ничего не найдут. Арман Ги был – это можно теперь утверждать смело, чудовищным исключением, не более.
Жак де Молэ кивнул.
Среди присутствующих чувствовалось брожение токов недовольства.
Многие желали объяснения таких уступок, такого пресмыкательства перед Капетингом.
– Да, – заговорил Великий магистр, – Филипп получит доступ ко всем нашим бумагам, вскроет все наши запоры и проникнет во все тайники. Его люди смогут допросить каждого рыцаря, каждого служку, каждого оруженосца. Цель венценосного красавца мне ясна, он хочет состряпать огромный процесс против Ордена. Подобно простым обывателям, он верит в суеверные россказни о наших таинственных богатствах, политых кровью и слезами ограбленных нами народов. Он убежден, что наши церкви и крепости осквернены черными мессами и противоестественными отношениями. Он убежден, что те, кто не предается содомскому греху, по крайней мере, пьянствуют и обжорствуют. Он надеется найти подтверждение этим темным слухам и сплетням, ворвавшись в наши крепости.
Великий магистр отпил немного родниковой воды из стоявшего перед ним сосуда.
– Представьте его разочарование, когда он после самых кропотливых усилий бесчисленной своры своих судейских крыс, прокурорских кротов увидит, что орден Храма Соломонова – суть огромный прозрачный сосуд, пронизанный солнцем истинной христианской веры. В нем нет ни одного темного нечистого угла, нет ни одной оскверненной песчинки. Его замысел рухнет в самом первом шаге своего осуществления. Он мечтает о сопротивлении. И самым ужасным для него будет то, что он его не получит.
Антонен де Блез относился к числу тех, кого оригинальный и даже, надо признать, не без изящества задуманный план защиты ничуть не удовлетворил. Командор Франш-Конте не доверял словесным построениям, умозрительным фигурам, он верил в грубую силу и мир виделся ему соотношением борющихся, причем бескомпромиссно, начал. Не уважай он безмерно Жака де Молэ, он бы ответил на его говорение площадной бранью, в данной ситуации его критика приняла более спокойные формы.
– Извините, мессир, но мне кажется, что во всей этой истории вы не учитываете одого момента. Вы переоценили человеческие и рыцарские качества этого мерзавца Филиппа. Вы считаете, он хочет ворваться в наши крепости в поисках истины и, увидев, что она не на его стороне, он с позором отступит. А мне кажется, истина его интересует меньше, чем то, что он будет есть на ужин. Ему важно разгромить Орден, посадить всех нас на цепь, а потом его судейские псы подберут нужные доказательства того, что мы должны сидеть на этой цепи вечно. Они сотворят эти доказательства из воздуха своих канцелярий.
Жак де Молэ кивнул в знак того, что он понимает смысл возражения.
– Я ничуть не обольщаюсь насчет душевной чистоты французского монарха. Я никогда ему не доверял, даже в тот момент, когда он летом позвал меня окрестить своего ребенка. Я согласился бы с твоими речами, командор, когда бы речь шла об учреждении, хотя бы отчасти уступающем нашему Ордену по силе и авторитету. Тут Филипп позволил бы развязать себе руки полностью. Вспомните о ломбардцах, вспомните о евреях. Не сомневаясь ни мгновения, он вышвырнул их из страны и отобрал у них деньги. С орденом рыцарей Храма Соломонова дело обстоит сложнее. Мы находимся под прямым покровительством папы и подчиняемся только ему.
