– Я не мог быть тамплиерским шпионом. С таким поручением меня мог послать только Великий магистр, а он к тому времени уже сидел на цепи в Шиноне.
Купец снисходительно улыбнулся.
– Это-то мне известно, но известно также и то, что Орден ваш… одним словом, тот факт, что Великий магистр находится в застенке, а командор Кипра маркиз де Берни превратился в обыкновенного разбойника, не обязательно свидетельствует о том, что орден храмовников разрушен. Как бы не наоборот. Поэтому очень может быть, что ты приехал от скрытого Магистра, от истинного Магистра.
Арман Ги покачал головой.
– Не слишком ли это даже для вашего богатого воображения?
– Не дерзи. Ты еще не почувствовал, что твое положение в этом доме резко изменилось?
– Почувствовал.
– Особенно после сегодняшнего бегства твоего мальчишки. Он хорошо притворялся простаком эти два года. Я даже решил попробовать, я рискнул по совету этого негодяя и болвана Симона и разрешил выходить ему в город. И он вел там себя очень умело. Настолько умело, что мои люди, назначенные следить за ним, так и не смогли определить, является он просто глазеющим болваном или просто притворяется таковым. Но сегодняшнее бегство все поставило на свои места.
– Его бегство было для меня полнейшей неожиданностью, клянусь.
Нарзес громко расхохотался.
– Такое впечатление, что после того как твой слуга удалился, весь его напускной идиотизм, перешел на тебя. – Ты хочешь сказать, он скрылся не по твоему приказу?
– Нет, хозяин, клянусь стрелами святого Себастьяна.
– Неудачная шутка. Ты не знаешь, что у нас, на Востоке, стрелами святого Себастьяна называются иголки, которые загоняются под ногти слишком скрытным людям? О чем он сообщил тебе?! О чем вы говорили?!
– Он просто передал мне рассказ ломбардского купца, который прибыл сегодня в Алеппо.
– Что за новость?
– Жак де Молэ все еще сидит в Шиноне, а следствие все еще продолжается.
– Ну, об этом ты мог бы спросить и у меня, я бы не стал скрывать, – снова хохотнул Нарзес, а потом вновь сделался серьезен.
– О том, что было сверх этого сказано, ты пооткровенничаешь с моим палачом. Если, конечно, благоразумие не снизойдет на тебя и ты не выложишь все свои секреты без особого принуждения.
Арман Ги молчал.
– Итак, ты отказываешься говорить, франк, тем хуже. И для тебя, и для истины. Ибо она выходит из рук палача искаженной.
Гарем князя Хасара, повелителя Алеппо, представлял собой целый город. Он занимал четыре квартала, заключая в своих стенах шесть садов, пересекаем был двумя десятками ручьев и арыков.
Любимые жены князя, числом одиннадцать, жили отдельно от прочих жен и наложниц, за специальной красной стеной с большими коваными воротами. Ворота эти никогда не открывались, насколько могла вспомнить самая старая из наложниц. Ветви кустов, вплетшиеся в чугунную вязь решетки, скрывали от посторонних и любопытных глаз жизнь высокой половины гарема. О ней (о жизни за стеной), естественно, складывались бесчисленные и, конечно же, фантастические истории. Известны были лишь имена этих одиннадцати счастливиц. Им страстно завидовали все остальные женщины князя. Хотя их собственная жизнь тоже не была похожа на беспросветное бедствование.
Каждая из жен и наложниц имела небольшой домик и служанку. Кормились все сто семь жен и шестьдесят наложниц с княжеской кухни и к празднику князь присылал им подарки. Правда, такой подарок, как возможность пообщаться с самим князем Хасаром, выпадала далеко не всем и очень уж нечасто. Все знали, что он очень стар и сильно болен и потому для соответствующих услуг ему вполне хватало и одиннадцати женщин.
Время от времени одну из жен или наложниц изымали из нижнего гарема, и тогда считалось, что она переправлена за красную стену. Долго судачившие на эту тему женщины пришли к выводу, что, видимо, кто-то из избранниц там, за красной стеной, впадает в немилость и в такой возраст, когда уже не может согревать старого князя. Для этого больше подходят юные и горячие создания.
Но как он определяет своих новых избранниц, если никогда их не видит, заволновались рассудившие таким образом. Видимо, иногда все-таки старый князь показывается на основной части гарема и тайком заглядывает в шатры и павильоны. И та, которая ему понравится, оказывается в раю для одиннадцати гурий. Это открытие наполняло души претенденток на высокую ласку особым трепетом, они стали к ночи особенно изысканно наряжаться и просиживали иногда до рассвета в ожидании тайного визита.
Надо сказать, что, как это часто случается, женский ум, даже, если так можно выразиться, собранный в большом количестве, проявил себя своеобразно, но все же не с лучшей стороны. Никто не обратил внимания, по какому принципу отбираются кандидатки для перепархивания через красную стену. А чаще всего это случалось с теми красавицами, которые при живом, хотя и невидимом, муже допускали определенные вольности в своем поведении.
Евнухи и обслуживающие красавиц старухи за немалую, правда, мзду, оказывали девам помощь в поиске возможности согрешить. Не один и не два раза через ограду гарема перебирались ослепленные страстью молодые люди, чтобы, хотя бы даже рискуя жизнью, заключить в объятия одну из княжеских жен. Чаще всего это были женихи, так и не успевшие назвать жительниц гарема своими женами там, в прошлой жизни, на воле. Кроме разлученных влюбленных появлялись и просто охотники до всякого рода приключений, особенно рискованных.
Ведь князь был очень, очень стар, он иногда месяцами не показывался перед народом. Он являл свой лик только тогда, когда слухи о его смерти перерастали в настоящие волнения. И эти появления, по словам тех, кто его видел, не шли на пользу, его славе – плохо выглядел князь Хасар несмотря на все усилия врачей.
Год проходил за годом, и ограда гарема начала ветшать. И в прямом, и в переносном смысле. Ограда – это прежде всего люди. Ведь даже Великая Китайская стена, когда была оставлена стражей, перестала быть сколько-нибудь серьезным препятствием. Так вот стражники гарема постепенно утратили бдительность. Более того, многие из них сами стали промышлять на ниве сводничества. Образовалось несколько укромных, надежных лазов через которые почти каждую ночь проникали охваченные страстью молодые люди и попадали в объятия томящихся гурий. И тогда под благоухающими растениями роскошных садов, под прозрачным покрывалом соловьиных трелей совершалось божеское дело любви, хотя бы и беззаконной.
Возвращаясь к замечанию, сделанному чуть выше, надобно заметить, что именно те из княжеских женщин, что переходили в своем пренебрежении матримониальными обязанностями всякую разумную грань, оказывались, в конце концов, за красной стеной. И повторяясь, отметим, что это не только не отпугивало от дьявольского соблазна прелюбодеяния всех остальных, но даже не подталкивало к правильным выводам.
Интересно, что исчезали из пределов райского сада и слишком неосторожные и деятельные старухи и евнухи. Правда, на их счет никто не заблуждался, не считал, что они потребовались в верхнем гареме.
