В октябре 1904 года, ввиду полученных указаний, что Вена, Стокгольм и Антверпен являются центрами японской военно-разведочной организации, департаментом было признано полезным учредить через посредство Мануйлова в этих городах наблюдение, на что Мануйлову и было отпущено первоначально 770 франков, а затем 800 франков и, наконец, ежемесячно по 5550 франков».
Деятельность Мануйлова была высоко оценена русским правительством. За особые заслуги перед Россией он был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени, а в 1905 году – испанским орденом Изабеллы Католической.
Финансовое положение Мануйлова тоже было надежным. Его доход превышал 50 тысяч рублей в год. Ему высылали значительные суммы Департамент полиции, Главное артиллерийское управление за сведения о современном вооружении европейских стран, Адмиралтейство за услуги Балтийскому флоту… В основном, капитал он хранил в банках и тратил лишь на собственное содержание, на женщин, на предметы роскоши и картины. В его доме на Большой Морской были ампирная мебель, скульптура, коллекция фарфора.
В 1905 году руководителем розыскного отделения департамента стал старый знакомый Мануйлова Рачковский, который вместе с начальником секретного отделения Департамента полиции Гартингом основательно занялся Мануйловым. Они пришли к выводу, что сведения Мануйлова не стоят тех денег, которые он получал. 24 июня 1905 года Гартинг представил в Министерство внутренних дел доклад о Мануйлове, заканчивавшийся словами: «Принимая во внимание, что сведения г-на Мануйлова не дают никакого материала секретному отделению, между тем как содержание его в Париже вызывает для департамента весьма значительный расход, имею честь представить на усмотрение Вашего превосходительства вопрос о немедленном прекращении г-ном Мануйловым исполнения порученных ему обязанностей и отозвании его из Парижа, с откомандированием его от Департамента полиции, однако продолжать выдачу ему личного содержания до 1 января 1906 года».
Рачковский праздновал победу. Мануйлову был нанесен жестокий удар.
Но еще большие неприятности его ждали впереди.
26 декабря 1905 года министр внутренних дел П.Н. Дурново назначил Мануйлову жалованье из секретных сумм в размере 7200 рублей ввиду возложенного на него С.Ю. Витте поручения. Мануйлову предстояло встретиться с Гапоном, одним из вдохновителей рабочих забастовок, и уговорить его выехать за границу. Ивану Федоровичу после долгих бесед удалось склонить Гапона к отъезду. Однако далее началась история с 30 тысячами. Мануйлова стали подозревать в присвоении денег, переданных ему для внесения через Гапона в кассу рабочих организаций. Сам же Иван Федорович говорил, что его просто «подставили». Так или иначе, Мануйлов был уволен с государственной службы, причем без права занимать в дальнейшем официальную должность. Первые дни 1906 года он провел с очаровательной Булатовой. В Рождество встретил неотразимую француженку Анни Дюзель, которой когда-то дал рекомендательные письма в Петербург. Вскоре она переехала в его двухэтажный дом в Дубках.
Между тем дела авантюриста шли из рук вон плохо. Пытаясь найти выход из создавшегося положения, Мануйлов метался между Москвой, Петербургом и Парижем, принимая сомнительные предложения.
12 апреля 1906 года Булатова сообщила ему, что ждет ребенка. Положение Мануйлова с каждым днем становилось все опаснее. Балерина была дочерью полковника А.С. Булатова и имела в Санкт-Петербурге надежную защиту.
Мануйлов отправил ее в Дубки, где жила Дюзель. Булатова была приветливой, и Анни стала поверять ей свои сокровенные тайны.
28 мая Мануйлова вызвали в Дубки в связи с убийством Анни Дюзель. Вскрытие показало, что она была отравлена, однако следствие удалось прекратить. В протоколе было написано, что смерть наступила в результате несчастного случая.
Гартинг продолжал расследовать деятельность Мануйлова. Он встречался с его агентами, изучал документы. Выяснилось, что многие агенты не получили обещанного вознаграждения.
Наконец в январе 1910 года департамент полиции получил сообщение, что Мануйлов продал революционеру Бурцеву разоблачительные документы за 150 000 франков и получил задаток – 20 000 франков.
В ночь на 17 января 1910 года у Мануйлова был произведен обыск, наделавший много шума в обществе. Мануйлов старался придать обыску характер сенсационности, заявив, что в обыске участвовали несколько десятков человек и был оцеплен весь квартал. Он выставлял себя «жертвой политического произвола».
Весть об обыске быстро разлетелась по Западной Европе. В Париже это встревожило французскую тайную полицию, поставлявшую Мануйлову секретные сведения.
В представлении вице-директора Департамента полиции С.Е. Виссарионова, в частности, говорилось: «Преступная деятельность И.Ф. Манасевича-Мануйлова охватывает период с 1907 года, т. е. по увольнении с государственной службы.
С помощью услуг особых агентов (Родионова, Минца и Симоняна) он распространял в определенных деловых кругах сведения о себе как о человеке, занимающем высокое служебное положение и обладающем большим влиянием и связями, позволяющими за деньги улаживать различные сложные дела в Департаменте полиции и других государственных учреждениях.
В просителях не было недостатка.
Вид богато обставленной приемной, располагающая к доверию внешность самого И.Ф. Манасевича-Мануйлова, телефон, официальные бланки – все это не вызывало у просителей и тени сомнений.
Цена услуг колебалась от 500 рублей до 15 тысяч рублей.
Установлено и доказано совершение шести сделок подобного рода, из которых в четырех Мануйлову удалось добиться обещанного результата. Дача взяток Мануйловым каким-либо должностным лицам следствием не установлена».
Однако дело Мануйлова не было доведено до суда. Процесс мог бросить тень как на Департамент полиции, так и на правительство России.
Получив урок, Мануйлов уже осенью 1911 года вновь жил весело и беспечно: играл на скачках, регулярно посещал балы, пускался в новые приключения.
Мануйлова любили в высшем свете, его принимали и даже уважали. Французский посланник Жорж-Морис Палеолог говорил о нем: «Мануйлов – субъект интересный, ум у него быстрый и изворотливый; он любитель широко пожить, жуир и ценитель предметов искусства; совести у него нет и следа. Он в одно и то же время и шпион, и шулер, и подделыватель, и развратник – странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Роберта Макэра и Видока. А в общем – милейший человек».
Лето 1913 года он провел с Булатовой на побережье Черного моря, осенью возвратился в Санкт-Петербург.
Новый, 1914 год Иван Федорович Мануйлов по традиции встречал у Елисеева. Внешне он был спокоен и весел, как всегда, много танцевал. На самом же деле Мануйлов был полный банкрот.
В начале войны газета «Новое время» пыталась выступать против влияния Распутина, и одним из первых, и весьма зубастых, застрельщиков в этом отношении был Мануйлов, работавший в этом направлении, конечно, не из личных чувств и настроений, а главным образом потому, что такова была позиция генерала Е.В. Богдановича и его кружка, с помощью которого Мануйлов рассчитывал поправить свои дела. Однако он вскоре понял, что поставил не на того.
