Но вот наконец ей вместе со служанкой и одним крестьянином удалось бежать. Через четыре дня они пешком добрались до Багдада. В Багдаде повстречали богатого перса по имени Гамет, тот пригласил их к себе в дом, обращался с ней по-отечески ласково и заботливо. Он ее познакомил ее со всемогущим князем Али, обладателем огромного состояния в Исфахане. Несколько позднее князь Али, услышав ее историю, обещал помочь ей и увез с собой в Исфахан. Там он обходился с нею, как со знатной особой. Князь Али, взяв ее под свое покровительство, заявил, что не пожалеет всех своих богатств, чтобы доказать ее высочайшее происхождение. В Исфахане она прожила до 1768 года. Однако вскоре в Персии опять случилась великая смута, и князь, не желая подвергать свою жизнь опасности, решил покинуть родину и податься в Европу. Она согласилась отправиться с ним. В Париже она оказалась в 1772 году. А что с нею было дальше, нам уже известно.
Голицын докладывал:
«В итоге она утверждает, будто никогда не помышляла выдавать себя за дочь покойной императрицы Елизаветы и что никто ее на сие не науськивал, а про свое происхождение она, мол, узнала только от князя Али. Она заявляет, будто не желала, чтобы ее величали этим титулом. Будучи в Рагузе, она получила безымянное письмо и три духовных: первое было подписано рукою императора Петра Великого и имело касательство к венчанию на царство Екатерины I; второе было за подписью императрицы Екатерины I – о короновании Елизаветы Петровны; третье – Елизаветино – о передаче короны ее дочери, которую должно величать Елизаветой II. Что же до манифеста, она ответствовала, что то был вовсе не манифест, а своего рода предписание, то бишь указ, согласно которому, графу Орлову надлежало огласить перед моряками российского флота Елизаветино завещание относительно ее родной дочери. Она также утверждает, будто направила сие писание графу Орлову единственно для того, чтобы узнать, кто взял на себя груз послать ей упомянутые бумаги и могли ли они прийти из России…
Однако же, наслушавшись разговоров о своем рождении и памятуя о злоключениях детства, она порой тешила себя мыслью, что, быть может, она действительно та, о ком упоминается в присланных ей духовных и прочих бумагах. Она думала, что у тех, кто прислал ей все это, были свои причины сделать это, имевшие явное отношение к политике».
Свой отчет императрице великий канцлер Голицын закончил так: «Узница, уповая на милость императрицы, утверждает, что на самом деле она всегда питала любовь к России и препятствовала любым злонамерениям, могущим причинить вред государству Российскому, – что в конечном итоге послужило причиной ее размолвки с Радзивиллом. Именно ее горячее стремление любыми средствами защитить интересы России как раз и повлекло за собой ее ссору с Радзивиллом».
Вскоре княжна поняла, что ей, похоже, уже никогда не будет суждено выйти на свободу, и тем не менее она отправила Екатерине II исполненное горького отчаяния письмо, в котором умоляла ее о личной аудиенции, и подписалась «Елизавета». Кроме того, княжна написала два письма князю Голицыну и подписалась все тем же именем – Елизавета. Таким образом, она дважды совершила непростительную оплошность, чем навлекла на себя гнев Екатерины.
И все же, по всей видимости, императрице во что бы то ни стало хотелось узнать настоящее происхождение авантюристки. Судя по поведению императрицы, она была чем-то взволнована и даже встревожена. Вскоре, правда, она обрела некоторое успокоение: оказалось, что самозванка была совсем плоха. Ее то и дело трясло в лихорадке. Участилось кровохарканье. И 26 октября 1775 года князь Голицын сообщил Екатерине, что состояние арестантки плачевно: «Врач, что пользует ее, опасается, что долго она не протянет». И действительно, в один из декабрьских дней 1775 года, призвав к себе католического священника, она скончалась. «Отъявленная негодяйка, присвоившая себе высокий титул и происхождение, близкое к ее высочеству, – писал Голицын, – испустила дух, так ни в чем не сознавшись и никого не выдав».
Известно, что Екатерина II запретила проводить какое-либо дознание, могущее изобличить княжну. Спустя восемь лет после смерти узницы Петропавловской крепости посол Франции в России маркиз де Врак по просьбе одного из парижских кредиторов бывшей княжны Волдомир собрал в Санкт-Петербурге кое-какие сведения о ней. Посол изложил их в депеше, которая ныне хранится в архивах Французского министерства иностранных дел. В этой депеше де Врак выражал свою убежденность в том, что «она действительно была дочерью Елизаветы и Разумовского».
Тем не менее та, которая, возможно, была внучкой Петра Великого, нашла свою смерть в крепостном каземате.
Авантюристка попала в историю как княжна Тараканова, хотя никогда этим именем не пользовалась и, возможно, даже не подозревала о существовании такой фамилии. Под этим именем известна еще одна княжна, якобы действительно рожденная от морганатического брака императрицы Елизаветы с графом А.Г. Разумовским, по имени Августа (Тимофеевна). По повелению Екатерины II она была привезена в Ивановский монастырь и пострижена под именем Досифеи. Княжна Тараканова прожила здесь до самой смерти в 1810 году. Еще одна загадка. Так или иначе, но нашу авантюристку стали тоже называть княжной Таракановой…
Шарль (Женевьева) Д'Эон де Бомон
(1728–1810)
Французский авантюрист. Дипломат, капитан драгунов, тайный агент Людовика XV. Переодевшись в женское платье, прибыл в Россию с особым заданием (1755). Добился расположения русской императрицы Елизаветы Петровны и сыграл большую роль в заключении договора между Россией и Францией. Участвовал в Семилетней войне. Написал исторические и статистические заметки о России.
Шевалье д’Эон прожил восемьдесят два года, из которых 48 лет считался мужчиной, а 34 – женщиной. Дипломатический посланник Франции при дворе Елизаветы Петровны, оказавший несомненное влияние на политическую жизнь России, хитроумный разведчик, блистательный интриган, виртуоз фехтовальщик, храбрый воин, одаренный литератор… О нем ходило множество слухов, он стал предметом многочисленных споров.
Д’Эон де Бомон родился 5 октября 1728 года в Тоннере, главном городе Иенского департамента. В акте, составленном о его рождении, он был записан мальчиком.
…Родители отправили его учиться в Париж, где он поступил в коллегию Мазарена. Д’Эон делал успехи; из этой коллегии он перешел в юридическую школу и по окончании курса получил степень доктора гражданского и канонического права. Еще в юности д’Эон пробовал заниматься литературным трудом. Кроме того, он оставил после себя обширную переписку, заметки и очерки. В Париже д’Эон приобрел громкую известность своим искусством стрелять и драться на шпагах, впоследствии он имел славу одного из самых опасных дуэлянтов Франции.
В юности Шарль поразительно походил на хорошенькую девушку как внешностью, так и голосом, и манерами. В двадцать лет он имел прекрасные белокурые волосы, светло-голубые томные глаза, такой нежный цвет лица, какому могла бы позавидовать любая молодая женщина; роста он был небольшого, а на гибкую и стройную его талию был в пору корсет самой тоненькой девушки; маленькие его руки и такие же ноги, казалось, должны были бы принадлежать не мужчине, а даме-аристократке; над губой, над подбородком и на щеках у него, по словам одного из его биографов, пробивался только легкий пушок, как на спелом персике.
