В орудийных палубах настоящий ад. Непосвященному покажется, что там все суетятся и бестолково снуют туда-сюда, но это только кажется. На самом деле каждый занят своим делом и в его движениях выверен каждый шаг.
– Заряжай! – кричат батарейные офицеры.
Канониры пробойником досылают картуз с порохом, да так, чтобы тот достал дна, потом закатывают ядро, потом пробойником забивают пыж.
– Целься!
Ворочая правилами да гандшпугами, канониры наводят ствол. Самый опытный и зоркий из них смотрит направление выстрела по мушке, что на казенной части выточена, и командует наведением. Наконец он кричит:
– Наведен!
Не менее опытный канонир протравкой через запальное устройство протыкает картуз, вставляет туда скорострельную трубку и ударом загоняет ее до картуза.
– Готово!
– Огонь! – командуют батарейные офицеры, взмахивая шпагами.
Щелкает кремневый замок, выбивая искру. От искры подпаливается порох в трубке, и через несколько мгновений огонь достигает картуза. Этого времени вполне хватает прислуге, чтобы разбежаться от пушки в стороны.
Грохот выстрела и видно, как из окутанного дымом ствола вылетает пыж, а за ним черной тенью и ядро.
Пушка буквально встает на дыбы и со страшенной силой дергается назад, не дай бог зазеваться и оказаться на ее пути! Но далеко откатиться ей не удается, и она застывает, стреноженная тяжелыми канатами-брюками. Вся орудийная палуба в сплошном едком дыму, от которого больно щипит глаза и трудно дышать. Отовсюду слышится кашель и сдержанный мат. А у ствола уже снова суетятся канониры. Перво-наперво они вычищают ствол пыжовником. В нем не должно остаться ни лоскута тлеющего картуза, ни куска пыжа.
– Чисто!
– Заряжай!
И снова картуз… ядро… пыж…
– Готово!
– Накатывай!
Матросы облепляют пушку и та нехотя накатывается в порт.
– Наводи!
Выстрел следует за выстрелом. Сражение в самом разгаре.
Один час сменял другой. Шведы все усиливали натиск. Их тяжелые фрегаты постепенно вступают в промежутки между линейными кораблями, и теперь многие наши линкоры имеют против себя уже по два противника. Однако прогуливавшийся по палубе «Иоанна Крестителя» Круз внешне был спокоен: курил свою любимую глиняную трубку и шутил с подчиненными. На адмирале был простой камзол с красной Анненской лентой через плечо. Столь заметная мишень привлекла внимание шведских стрелков, около адмирала то и дело свистели пули. Рядом с ним убило матроса, и мундир вице-адмирала был весь залит кровью. Оставаясь совершенно безучастным к личной безопасности, Круз весьма внимательно следил за безопасностью своих кораблей, то и дело отдавая необходимые приказания.
В пятом часу ядром оторвало ногу вице-адмиралу Сухотину, и он без чувств упал на палубу. Адмирала отнесли к нему в каюту, где лекарь торопясь отпилил торчащую кость, прижег рану кипящей смолой, перетянул артерии и вены конским волосом и наскоро зашил культю лоскутом кожи. Все, теперь выживет или не выживет вице-адмирал, зависит от Господа.
Спустя четверть часа Сухотин приоткрыл глаза:
– Федорова ко мне!
В каюту спустился командир «Двенадцати Апостолов» капитан 1-го ранга Федоров. Лекарь, прикладывавший ко лбу раненого мокрое полотенце, кивком подозвал его к ложу.
– Яков Филиппович! Яков Филиппович! Это я, Федоров!
Сухотин приоткрыл глаза:
– Принимай команду над авангардом! Главное – не ослабляй атаки!
В это время капитан 1-го ранга Денисов, командовавший отрядом резервных фрегатов, заметил, что шведы уж слишком нажимают на авангард, и немедленно направил свой отряд туда. Фрегаты быстро входят в интервалы между нашими кораблями и начинают поединки со шведскими «визави». Однако Федоров приказывает Денисову отойти. Дело в том, что в дыму с фрегатов палят в снасти своих кораблей, внося много неразберихи. Дисциплинированный Денисов тотчас исполняет приказ. Отходит, но все же продолжает поддерживать линейные корабли авангарда.
Из шведской хроники: «Флаг-офицер лейтенант Клинт около 7 часов заметил, что контр-адмирал Повалишин с тремя последними русскими кораблями упал под ветер и там образовался разрыв. Полковник Клинт, которому он указал на это обстоятельство – эти три корабля находились как раз против него – хотел воспользоваться этим благоприятным случаем, повернуть вместе со следовавшими за ним судами и отрезать эти три корабля. Легкий дивизион в это время задерживал неприятельский авангард и центр, а потому головная часть русского флота едва ли могла воспрепятствовать этому охвату, да и сильный пороховой дым мешал русскому адмиралу видеть, что делается позади. Однако пока было испрошено разрешение командующего флотом, положение дела изменилось, и весь флот получил приказание лечь в дрейф. Повалишин заметил свое опасное положение, и, когда ему не удалось сделать поворота, он быстро спустил корабельные шлюпки, которые начали буксировать корабли; две из этих шлюпок были потоплены огнем с «Густава Третьего». Удобный случай был упущен. Когда герцог Карл в 11 часов снова перешел на флагманский корабль, был отдан приказ, что Клинту предоставляется право производить такие маневры и требовать сигналами, чтобы при подобных обстоятельствах другие суда за ним следовали».
Круз, как и прежде, в самом пекле. Вокруг свистят ядра и картечь, падает щепа и обрывки канатов. Падают убитые и раненые. Старый воин невозмутим и столь же хладнокровен, как и обычно. Один лишь раз побледнел командующий – когда сообщили ему о ранении Сухотина. Тотчас передав командование сражением капитану флагманского корабля, он на шлюпке устремился к авангарду, чтобы проститься с боевым товарищем. Невзирая на сильный огонь, он достиг цели и успел в последний раз обнять Сухотина. Обнял, поцеловал – и обратно. Под неприятельскими ядрами он обошел всю эскадру. Стоя на шлюпке во весь рост, залитый кровью убитого рядом матроса, он подбадривал команды, отдавал распоряжения капитанам. К всеобщему удивлению, Круз остался жив и снова возглавил сражение.
– Испужался Кронштадт таракана! – выкрикивали матросы, высовываясь в азарте в орудийные порты. – Вот ужо счас узнаем, у кого загривки крепче!
Взаимное истребление в самом разгаре. Ядра прыгают по палубам смертельными мячами, в воздухе пахнет порохом и смертью. Вот падает ничком пораженный в бок ядром молоденький мичман, из только что прибывших мальчишек. К упавшему подбегает подлекарь. Он все время на палубе перевязывает легкораненых, чтобы те от своих дел не отвлекались, приказывает куда нести тяжелых, кого вниз под пилу и ланцет, а кого сразу в покойницкую.
– Тащи к грот-люку в трюм! – кричит он санитарам.
В трюм – это в покойницкую. Санитары на мгновение застывают, может, ослышались, ведь мальчишка-мичман еще дышит.
– Может, еще выживет? – с надеждой спрашивает подлекаря пожилой санитар из водоходцев. – Уж больно молод, дите совсем!
