То, что делал капитан Муловский со своей командой, было почти невероятно. Не выдержав его огня, в панике покинули строй и спустились за линию сражения сразу три линейных корабля противника. Получил повреждения и «Мстислав», но, в считанные минуты устранив их, снова пошел в бой и снова заставил врага отступить.
Теперь, ведомый рукой своего отважного капитана, «Мстислав» сражался со шведскими кораблями на дистанции пистолетного выстрела, поражая неприятеля орудиями левого борта. Когда шведское ядро перебило среднюю мачту, капитал Муловский бросился осматривать повреждения. Стоя, но весь рост под пушечным огнем, он хладнокровно отдавал распоряжения о починке фок-мачты. Над головой просвистели одно за другим три ядра. Четвертое, пущенное в упор, пробило стоявшие на палубе шлюпки и ударило капитана. С глухим стоном Муловский рухнул на палубу.
К упавшему командиру подбежали капитан-поручик Эссен и лейтенант Ваня Крузенштерн. Они подхватили Муловского на руки.
– Братцы! Что бы ни случилось, не сдавайте корабль! – твердил он несущим его. – Положите меня на шканцах, я еще ваш командир и должен руководить боем!
Подбежал корабельный лекарь. Распахнув свой сундучок, принялся осматривать рану.
– Я знаю, – скрипел зубами от невыносимой боли Муловский, – у меня оторвана нога.
– Ваша нога цела, господин капитан, – говорил ему лекарь, пытаясь пережать щипцами кровеносные сосуды. – У вас бок вырван!
– Это плохо, что бок, – закрыл глаза капитан «Мстислава». – Делайте что надо!
– Будет очень больно! – сказал лекарь, засучивая рукава и раскладывая подле себя инструменты. – Примите водки!
– Нет, – мотнул головой капитан. – Я стерплю и так!
Над головой завывали шведские ядра. Остро пахло порохом и уксусом. Внезапно раздалось мощное «ура» – метким выстрелом с «Мстислава» на шведском корабле сбило флаг.
– Что такое случилось?! – приподнялся на локтях смертельно бледный Муловский. – Никак, ваше высокоблагородие, швед флаг спустил!
– Швед флаг спустил! Похоже, в плен сдается! – прокричал стоявший рядом Эссен.
Муловский вяло махнул рукой:
– Пошлите мой катер за флагом!
Он поднял глаза на стоявших рядом офицеров:
– Жить мне осталось совсем немного. С каждой минутой силы покидают меня все более. Передайте графу Ивану Григорьевичу, что слово свое я сдержал и принял смерть, для каждого моряка почетную! Супруге же его, Анне Александровне, на словах скажите, что прошу ее не оставлять вниманием домашних моих, а невесте Катерине Ивановне слова мои, что любил я ее и помнил до последней минуты своей смертной!
Эссен, глотая слезы, велел звать корабельного батюшку. Исповедавшись, Григорий Иванович некоторое время смотрел на проносящиеся по небу облака. Губы его, искусанные от невыносимой боли, что-то шептали, в глазах стояли слезы…
Наклонившись к умирающему, капитан-поручик Эссен расслышал его последние слова:
– Вам завещаю исполнить то, что сам не успел, – проделать вояж кругосветный!..
Голова капитана откинулась в сторону, тело дернулось и замерло, теперь уже навсегда… Не стыдясь слез, стояли рядом офицеры и матросы. Закрыв лицо руками, рыдал любимец бригадира – лейтенант Крузенштерн. Линейный корабль «Мстислав», качаясь на крутых волнах, продолжал бой…
Умерший капитан бригадирского ранга так никогда и не узнал, что его противник вовсе не собирался сдаваться. На шведском корабле просто был сбит флаг, а новый в горячке боя просто долго не могли отыскать. И все же эта случайность хоть немного скрасила последние мгновения жизни этого замечательного человека – Григория Ивановича Муловского.
Между тем адмирал Чичагов шел теперь в крутой бейдевинд, хотя его арьергард был еще далеко под ветром. Затем четыре концевых корабля шведской колонны на всех парусах пошли было на сближение к нашему арьергарду, но должны были задержаться, так как остальные корабли их эскадры вместе с флагманом за ними не последовали. Между тем два передних наших корабля, сильно поврежденные в начальном двухчасовом бою, должны были несколько уклониться в сторону. Вслед за ними последовал весь русский флот. Немного погодя замолкшая было пальба снова сделалась всеобщей – это наши корабли снова спустились и шведы подошли к нам ближе. При этом произошел разрыв позади авангарда. Герцог Карл неоднократно отдавал приказания своим командирам действовать решительнее и сближаться на дистанцию половины пушечного выстрела, чтобы охватить наши концевые корабли, так как последние пять из них сильно отстали. Но шведские командиры подставлять себя под огонь 100-пушечных гигантов Чичагова не рисковали.
Только на исходе второго часа шведская кордебаталия открыла беглый огонь по нашему арьергарду. За кордебаталией вступили в бой о другие части шведского флота, хотя и находились на предельной дистанции выстрела.
На «Святом Петре» разорвало от выстрела пушку. Палуба окрасилась кровью. Минутное замешательство у матросов соседних пушек.
– Чего стали! К орудиям!
Юнги опрометью собрали в жестяные ведра все, что осталось от еще минуту назад живых людей. Палубу наскоро окатили забортной водой. И все!
Больше всего досталось кораблю «Дерись». Дело в том, что после разжалования его командира после Гогланского сражения «Дерись» некоторое время оставался без командира, этим воспользовались портовые чиновники и вооружили корабль пушками, помнившими еще Петра Великого. И вот в разгар сражения старые орудия стали рваться одно за другим. Разлетающиеся в сторону осколки чугуна рвали людей в клочья десятками.
Вот новый залп. Матросы истово крестятся, кто станет из них жертвой на этот раз. Как ответ грохот взрыва в нижнем деке. Слышны отчаянные крики и стоны. Значит, рвануло не у них. Канониры переводят дух.
– Заряжай! – кричат плутонговые начальники.
Через две минуты последует новый залп, а значит, где-то, может быть, опять разорвет одну из пушек, снова будут убитые и покалеченные.
Когда рванула третья пушка, «Дерись» находился в самом плачевном состоянии. Пушечными осколками были разбиты все палубы и борта. От взрывов разорванных картузов начались пожары. Загорелась пенька и парусина. Самое страшное, что пожар переместился к крюйт-камере. Все ожидали взрыва. На палубе царило полное смятение. Несколько малодушных выпрыгнули за борт. «Дерись» спасла беззаветная отвага мичмана Насакина. Подбежав к крюйт-камере, он увидел, что счет жизни корабля и сотен людей идет на секунды. Без всяких раздумий он бросился в удушливый дым распахнутого настежь люка, крича:
– Братцы! За мной, кому жизнь не дорога!
За мичманом же кинулись еще несколько таких же отчаянных. Бог любит храбрых, повезло и Насакину с сотоварищами. Они каким-то чудом успели затушить огонь раньше, чем он добрался до пороховых кокоров.
Но из боевой линии «Дерись» все равно вышел, весь в дыму и огне.
