Очнувшись, Слизов, обхватил руками голову:
– Ишь, как оглушило, голова прямо на куски раскалывается! Такая уж, видимо, у меня судьба! При Чесме, взорвавшись на «Евстафии», на мачте по морю плавал, теперь вот снова искупался в водичке финской!
* * *
Зиген обманул Балле, обещая, что в скором времени его поддержит. На самом же деле бросил одного против всей шведской флотилии. Отсюда и страшные потери. Расчет был верен – даже если победа добыта не будет, то виновным окажется Балле, не справившийся с противником.
Тем временем маленькая эскадра Балле изнемогала в неравном бою. Никакого результата все еще не было, а потери множились с каждой минутой.
Ко второму часу на судах начали кончаться ядра. Капитаны кричали Давыдову:
– Андрей Иваныч, ядер на полчаса и осталось! Чего дальше-то делать будем?
– Что имеете под рукой, тем и палите!
Теперь, то одна шебека, то другая переходили на книпели, древгагель и картечь. В ход шло все.
К этому времени шебека «Летучая» уже едва держалась на воде. На палубе не пройти от трупов. В интрюме по пояс воды. Командиром на «Летучем» адъютант графа Чернышева, храбрец Рябинин. Не усидел генерал-адъютант в Петербурге, отпросился на действующий флот. Теперь дважды раненный Рябинин едва стоял на ногах.
– Держаться! – кричал он матросам. – Держаться! Чем дольше продержимся, тем легче нашим в северном проливе!
Все офицеры шебеки тоже переранены. До половины команды перебито. Вначале боцманматы считали пробоины – когда перевалило за сотню, плюнули, а на кой ляд считать, и так вот-вот на дно пойдем!
Вскоре с правого борта, которым вели бой, в строю осталось всего несколько пушек.
Последний оставшийся в строю мичман советовал Рябинину развернуться левым бортом, где еще имелись целые орудия. На это генеральс-адъютант пожал плечами:
– Зачем? Пока будем ворочать, нам столько пряников накидают, что не возрадуемся, к тому же ядер у нас и так кот наплакал, хватило бы хоть на правый борт!
Еще через полчаса из крюйт-камеры прокричали:
– Все, отвоевались! Шабаш! Ни ядер, ни пороха!
– Поднимайте сигнал бедствия! – велел Рябинин, играя желваками. – Свой долг мы исполнили до конца!
Обрубив якоря, шебека потянулась к островку Товаури. Матросы, как могли, из ружей отстреливались от канонерских лодок, которые пытались окружить разбитую шебеку. Но много ли сделаешь ружьем против пушек? На помощь «Летучей» поспешил на дубель-шлюпке капитан 1-го ранга Денисов. Отбился от канонерских лодок и вывел шебеку за боевую линию. Место «Летучей» немедленно заняла шебека «Легкая» и судно «Осторожная».
Пока Денисов управлялся с «Летучей», был убит командир флагманского «Симеона» капитан-лейтенант Грин, и Денисову пришлось срочно вступать в командование ведущим бой фрегатом.
Только вступил в командование – снова новость: любимцу принца Винтеру оторвало руку.
– Я уже командую авангардом и «Симеоном», теперь придется еще принимать под начало и арьергард!
В три часа пополудни сигнал «терплю бедствие» выкинул пакетбот «Поспешный». Давыдов подозвал к себе штурмана Екимова.
– Съезди на «Поспешный», выведи его в тыл!
На подходе Екимову с пакетбота кричали, что командир и все офицеры перебиты, а их живых осталось всего два десятка.
– Кто у вас за главного? – прокричал штурман.
– А я главный и есть! – перевесился через фальшборт один из матросов. – Только спасать нас уже поздно!
– Это еще почему?
– Да тонем, однако!
Вывести «Поспешный» не удалось. Он уже не слушался руля. На обратном пути в шлюпку Екимова одновременно угодило сразу два ядра, но штурман чудом уцелел.
Четверть часа спустя флаги «терплю бедствие» уже развевались на бомбардирском «Перуне». Спасать его вызвался последний из штурманов «Симеона» Яров.
– Ты, Матвей, заведи верпы и попробуй бомбарду назад хоть немного оттянуть. Пусть хотя бы отдышатся! – велел Денисов.
Но ничего не вышло. Буксиры перебило ядрами, а шлюпку Ярова также разбило вдрызг. Сам Яров саженками доплыл до «Симеона».
– Живой остался, и то ладно! – махнул рукой Денисов, глянув на мокрого штурмана.
Рядом нервно расхаживал взад-вперед по палубе Балле. Обер-интендант особо ни во что не вмешивался, полагаясь во всем на опытного Денисова.
А впереди уже терпела бедствие шебека «Быстрая». Мимо нее ветром в сторону шведов сносило «Поспешный». Взорвать пакетбот было уже нечем, ибо пороху не осталось и горсти. Последние оставшиеся в живых матросы побросались за борт. Лучше уж утопнуть, чем в плен постыдный! На «Поспешном» остались лишь раненые. Тонущее судно досталось шведам.
– А, черт! – ругался Денисов. – А это еще кто к нам лезет?
По штормтрапу на фрегат взобрался лейтенант Борисов с «Перуна». Мундир у лейтенанта разорван, лицо в саже и волосы сожжены.
– Капитан-лейтенант Сенявин ранен! Все снасти перебиты, команда выбита, пороха и ядер более нет! – доложился он единым духом. – Что делать?
– Что делать, что делать! – схватился за голову Балле. – Умирать только и осталось!
– Вон там под берегом прижимное течение! Постарайтесь веслами и рулем приткнуться к ближайшей скале. Если повезет, может, и уцелеете. Больше ничем помочь не могу! – отвел лейтенанта в сторону Денисов. – И да поможет вам Бог!
Из воспоминаний Сергея Тучкова: «Мачты и даже борты были совсем сбиты, и он, конечно же, пошел ко дну, если бы в рассуждении тяжелых его орудий не имел такой наружной обшивки, или баргаута, как большой линейный корабль, а потому ни одно ядро ниже ватерлинии не могло пробить его насквозь. Все люди, составлявшие экипаж оного, были убиты или тяжело ранены. При сем случае и я получил три сильные контузии обломками дерева и канатом в ногу, в грудь и в голову. Все посылаемые на помощь к оному фрегаты возвращались с большим уроном, быв в опасности сами погибнуть. Наконец, адмирал, отступя еще со своей линией, послал к нам шлюпку, чтоб спасти живых и легкораненых людей, а корабль оставить неприятелю.
Хотя я был очень слаб, но хотел загвоздить пушки; но в таком расстройстве ничего нельзя было найти и так я, выстреля из заряженных орудий, пустил в запал каждого по ядру. И сие помогло нам несколько при отступлении. Ибо шведы, приметя приставшую к кораблю шлюпку, послали на нескольких баркасах отряд пехоты. Едва успели мы сойти в шлюпку с одного борта, как шведы с другого вошли на корабль, успели сделать по нас несколько ружейных выстрелов и ранили у нас трех матросов. Я привезен был на флагманский фрегат и представлен адмиралу, покрытый моею и подчиненных моих кровью. Тридцатифунтовые ядра поражали десятками людей в тесности около меня расположенных, не говоря о щепах и отрывках толстых корабельных канатов. Он, распрося меня в коротких словах, предложил мне отдохнуть. Матросы сделали мне тотчас постель у мачты из флагов. Но прежде, нежели я лег, я увидел множество тяжелораненых чиновников, в том числе был почтенный бригадир Винтер… Он лишился в сем деле правой руки, от чего и умер на третий день. Полковник Апраксин был убит и много других штаб и обер-офицеров, о которых не могу я вспомнить, были убиты или тяжело ранены. По числу войска урон наш был весьма велик. Начальствовавший нашим кораблем капитан-лейтенант Сенявин был столь тяжко ранен, что мы не могли его взять с собою, и он остался в плену вместе с кораблем… Повидавшись с ранеными моими товарищами, лег я на приготовленную для меня постель и уснул».
