В апреле 1941 года Заболоцкий писал жене: «Чем старше я становлюсь, тем ближе мне делается природа». А еще через три года: «Когда после работы выходишь из этих прокуренных комнат и когда сладкий воздух весны пахнёт в лицо – так захочется жить, работать, писать, общаться с культурными людьми. И уже ничего не страшно: у ног природы и счастье, и покой, и мысль».
Самое удивительное: написано это – из «исправительно-трудового лагеря», из заключения, к тому же несправедливого, по лживому и подлому доносу.
Многие ли из нынешних, на кажущейся свободе, могут сказать так? Прочувствовать свое кровное родство с природой? Она теперь превращена в безликую «окружающую среду», которую предпочитают наблюдать из автомобиля или на фешенебельных курортах. А ведь только природа способна одарить нас новыми мыслями и впечатлениями, радостью жизни и надеждой на бессмертие. Обо всем этом писал поэт в замечательных стихах.
У него проявлялся чудесный дар проникать мыслью в душу зверя или растения. Это было ошеломительно ново. Немногие смогли понять и по достоинству оценить его поэмы «Торжество земледелия», «Безумный волк», «Деревья». Представьте, к примеру, такую картину:
Там кони, химии друзья,
Хлебали щи из ста молекул,
Иные, в воздухе вися,
Смотрели, кто с небес приехал.
Корова в формулах и лентах
Пекла пирог из элементов,
И перед нею в банке рос
Большой химический овес.
Наглотавшись этой самой «химизации», мы не умиляемся ее чудесам. Но для поэта сельское хозяйство – не способ изъятия силой у природы ее богатств, а сотрудничество человека с животными и растениями, духовное единство и даже единомыслие. В его иронии – бездна потаенной мудрости:
Здесь учат бабочек труду,
Ужу дают урок науки —
Как делать пряжу и слюду,
Как шить перчатки или брюки.
Здесь волк с железным микроскопом
Звезду вечернюю поет,
Здесь конь с редиской и укропом
Беседы длинные ведет.
В его стихах – поразительное сочетание науки и поэзии. Такого сплава достигали очень немногие. А когда попытаешься проникнуть мысленно в глубинную суть предметов и явлений, постичь сокровенную тайну жизни и смерти, смысл своего пребывания в этом мире, то вновь придут на память слова поэта:
И боюсь я подумать,
Что где-то у края природы
Я такой же слепец
С опрокинутым в небо лицом.
Лишь во мраке души
Наблюдаю я вешние воды,
Собеседую с ними
Только в горестном сердце моем.
Человек разумом своим, волей, действием способен преодолевать ограничения, предусмотренные природой, вырываться на волю. Как? Благодаря фантазии, мечтаниям, поэтическому воображению. А еще – с помощью знаний и труда, используя законы мироздания для своих целей, покоряя земные стихии: «Мы, люди – хозяева этого мира, / Его мудрецы и его педагоги».
Он восхищался творческой мощью человека. Есть у него стихотворение «Творцы дорог». Сразу не поймешь, что рассказано здесь о заключенном, о том времени, когда Заболоцкий как «политически неблагонадежный», отбывал трудовую повинность, прежде испытав пытки, издевательства следователей и их пособников. Он едва не лишился рассудка. Но выдержал все, не стал клеветником и доносчиком. Человек, не теряющий человеческого достоинства, – свободен, и ее отнять у него можно только вместе с жизнью.
Истинная свобода – духовная. Ее никогда не терял Заболоцкий. Она пронизывает его произведения. Подневольный – по воле судьбы – рабочий с лопатой, рядовой строитель дороги видит и слышит то, что недоступно «вольным» бездельникам:
Есть хор цветов, не уловимый ухом,
Концерт тюльпанов и квартет лилей.
Быть может, только бабочкам и мухам
Он слышен ночью посреди полей.
В такую ночь соперница лазурей,
Вся сопка дышит, звуками полна,
И тварь земная музыкальной бурей
До глубины души потрясена.
Это не прелестная идиллия. Сюда, в тайгу, врубились люди с аммоналом, экскаваторами, кирками:
Нас ветер бил с Амура и Амгуни,
Трубил нам лось, и волк нам выл вослед,
Но все, что здесь до нас лежало втуне,
Мы подняли и вынесли на свет.
В стране, где кедрам светят метеоры,
Где молится березам бурундук,
Мы отворили заступами горы
И на восток пробились и на юг.
Да, много человек «наломал дров», много нанес незаживающих ран природе, искалечил и замусорил мир вокруг себя. И все-таки он – великий творец (хотя, увы, творящий слишком много неразумного). А тому, кто приучен, как мышка, отсиживаться в норке или шмыгать только по хоженым-ухоженным тропкам:
Не дорогой ты шел, а обочиной,
Не нашел ты пути своего,
Осторожный, всю жизнь озабоченный,
Неизвестно, во имя чего.
Автор был профессионально знаком с медициной. В 1920 году 17-летним юношей он прибыл из Уржума в Москву и поступил на медицинский факультет университета. Выбор был определен соображениями физиологическими: медикам давали паек с ежедневным фунтом хлеба.
По душевной склонности Николай Заболоцкий учился еще и на историко-филологическом факультете. Вернее, пытался посещать два учебных заведения. Однако паек приходилось отрабатывать всерьез… Впрочем, трудности жизни никогда не пугали и даже, вроде бы, не огорчали поэта – он был выше этого.
Как вспоминал друг его юности М. Касьянов, Москва стала для Заболоцкого первым поэтическим университетом. Они по вечерам посещали театры, Политехнический музей, где проходили поэтические вечера, частенько сиживали в кафе поэтов. Однажды спускались в толпе по ступеням Политехнического. Рядом с ними двигался Маяковский, с триумфом прочитавший свою поэму «150 000 000». В толчее Владимир Владимирович наступил на ногу Касьянову. Николай воскликнул: «Миша, береги свою стопу! На ней печать гения! А еще лучше, сдай ее в музей».
Как знать, возможно, московская буйная, полуголодная, бесшабашная юность раскрепостила в Николае Заболоцком задатки юмориста и сатирика. Ведь по складу своего строгого характера и обстоятельного ума он более всего склонен был к философским размышлениям. А тут – и озорство, и философизмы, доведенные до абсурда. Так, обращаясь к своему другу, Николаю Степанову, он пишет «Похвальное слово о Колином телосложении», где буддийский «пуп мудрости», предмет созерцания, превращается в нечто грандиозное:
Наконец, в средине чрева,
Если скинешь ты тулуп,
Обнаружить может дева
Колоссально мощный пуп.
Это чудо мирозданья
У тебя, как котлован.
Там построить можно зданье —
Кафетерий и чулан.
Приказав служанке Софе
Торговать в твоем кафе,
Ты там будешь кушать кофе,
Развалившись на софе.
Мы к тебе туда на святки
Будем ездить из Москвы
И играть с тобою в прятки,
Прячась в заросли и рвы.
Будем баловаться с Софой,
У балкона сеять рожь…
Коля, будет катастрофой,
Коль постройки не начнешь!
Подобные сочинения Заболоцкий в собрание своих стихотворений не включал. А ведь остроумие нередко является одним из проявлений мудрости – но без мудреностей. Да и какая развертывается фантасмагория: оказывается, в собственном пупе можно построить для себя здание, и откушивать там кофе, и в прятки играть с друзьями…
