«В шествии Дионисия, – по словам А. Ф. Лосева, – носившем экстатический характер, участвовали вакханки, сатиры, менады… с тирсами (жезлами), увитыми плющом. Опоясанные змеями, они все сокрушали на своем пути, охваченные священным безумием. С воплями «Вакх», «Эвое» они славили Диониса-Бромия («бурного», «шумного»), били в тимпаны, упиваясь кровью растерзанных диких зверей, высекая из земли своими тирсами мед и молоко, вырывая с корнем деревья и увлекая за собой толпы женщин и мужчин».
Как видим, все это мало напоминает восхождение к божественным вершинам духа. Это более похоже на нисхождение к первобытному состоянию, пробуждение разнузданных низменных инстинктов и подавление разума. Но и в этом, конечно же, проявляется естественная природа человека. Опьяняющий Дионис раскрывал и проявлял то, что в обыденной жизни люди сдерживают под влиянием культуры и правил поведения.
В Риме Диониса называли Вакхом, или Бахусом. И когда Пушкин в «Вакхической песне» воздавал должное вину и юным девам, он выступал как приверженец Диониса (между прочим, одним из символов этого бога был фаллос). Но следом поэт восклицает: «Да здравствуют музы, да здравствует разум», восхищаясь «солнцем бессмертным ума»; а это уже восхваление Аполлона Феба, светлого начала в человеке.
Пан (Фавн, Сильван)
О нем в Гомеровском гимне сказано так:
С нимфами светлыми он – козлоногий, двурогий, шумливый —
Бродит по горным дубравам, под темною сенью деревьев.
Нимфы с верхушек скалистых обрывов его призывают, Пана они призывают с курчавою, грязною шерстью, Бога веселого пастбищ. В удел ему отданы скалы, Снежные горные главы, тропинки кремнистых утесов… Часто мелькает он там, на сверкающих, белых вершинах, Часто, охотясь, по склонам проносится, с дикого зверя Острых очей не спуская. Как только же вечер наступит, Кончив охоту, берет он свирель, одиноко садится И начинает так сладко играть, что тягаться и птичка С ним не могла бы, когда она в чаще, призывно тоскуя, В пору обильной цветами весны заливается песней. Звонкоголосые к богу собираются горные нимфы, Пляшут, вблизи родника темноводного быстрого пляску, И далеко по вершинам разносится горное эхо.
Это божество лесов и полей, диких животных и стад, охотников и пастухов. Однако уже в его облике, соединяющем черты человека и животного, видится отражение архаичных воззрений на обожествленную живую природу. Вряд ли случайно слово «пан» по-гречески означает «всё».
Согласно Аполлодору, Пан, научивший Аполлона искусству прорицания, был сыном Зевса и нимфы Гибрис. Такая родословная более пристала этому богу, чем ряд других, которые ему приписывались: сын Гермеса и Дриопы, Гермеса и нимфы Ойнои или даже жены Одиссея Пенелопы, которую Гермес соблазнил в образе барана (странный облик для любовника); есть даже и скабрезная версия, будто его отцами были все сразу поклонники Пенелопы, ожидавшей возвращения мужа. Но это, безусловно, более поздние придумки.
Судя по облику Пана и его древности как мифологического героя более логичной представляется версия о том, что матерью Пана была божественная коза Амалфея, вскормившая своим молоком ребенка-Зевса, который скрывался на Крите. В таком случае Пан оказывается столь же древним божеством, что и сам Зевс. Это же утверждает еще одна версия происхождения Пана: как сына Крона и Реи.
Согласно более позднему мифу, Пан родился козлоногим, мохнатым, с козлиной бородой и рогами. Мать пришла в ужас от его облика и убежала от младенца. Однако счастливый отец – Гермес – взял младенца и отнес его на Олимп, где младенец позабавил богов… Впрочем, все это выглядит фантастичным даже для мифа, ибо по всем признакам Пан значительно древнее, чем большинство олимпийцев.
Сам по себе Пан добродушен и ленив, не прочь при случае соблазнить нимф и похвалялся, что сочетался со всеми менадами из свиты Диониса, которые в опьянении и экстазе не обращали внимания на его облик, а может быть, даже козлоподобный Пан представлялся им прекрасным Аполлоном.
Однажды он попытался овладеть целомудренной нимфой Сирингой (имя ее переводится как «Свирель»). Но она предпочла превратиться в тростинку. Пан вырезал из тростинок первую в мире свирель (позже по ее образцу Гермес смастерил свирель, выдав ее за собственное изобретение и продав Аполлону).
Кормилица муз Эвфема родила ему сына Кротоса, превратившегося в созвездие Стрельца. От нимфы Эхо была у него дочь Иинга, обернувшаяся птицей вертишейкой (как известно, эта нимфа из-за неразделенной любви к Нарциссу превратилась в эхо).
Самое любимое время Пана – послеобеденное, когда он предается отдыху. Если его потревожить в это время, он может испустить дикий крик из глубины пещеры или грота, наводящий на животных и людей ужас (так и называют: панический страх, паника). Любимым местом его пребывания считалась Аркадия, где он опекал стада и пасеки, помогал охотникам выслеживать добычу. Правда, если они возвращались с охоты ни с чем, то могли в сердцах отхлестать изображение Пана (очевидный отголосок первобытной веры в охотничью магию и идолов).
Пан осмелился вступить в музыкальное соревнование с Аполлоном. Слушатели отдали предпочтение кифаристу Аполлону, и лишь царь Мидас, судивший поединок, провозгласил победителем Пана, за что обиженный Мусагет наградил его ослиными умами.
Как сообщил Плутарх, кормчий Тамус, плывший в Италию мимо острова Паксы, услышал глас свыше: «Тамус, великий Пан умер!»
Это выражение стало крылатым, и смерть великого бога Пана стали толковать как закат античной цивилизации. Плутарх, который был жрецом в Дельфах во второй половине I века н. э., понял это выражение так. Однако в действительности культ этого бога в те времена вовсе не исчез, а просуществовал еще несколько столетий.
Данное обстоятельство делает правдоподобным предположение Р. Грейвса (если это его догадка), что провозглашено было нечто иное: «Таммуз всевеликий [пан-мегас] умер!»
Действительно, Таммуз у многих народов Ближнего Востока, в Аккадии почитался как умирающий и воскресающий бог плодородия. Поэтому вполне могли с острова раздаваться голоса хора или голос жреца, возвещающие об очередной смерти Таммуза. В противном случае сообщение Плутарха следует считать легендой с философским или, если угодно, экологическим подтекстом – мол, погибла дикая природа, преобразованная людьми.
«Раннее христианство, – по свидетельству А. Ф. Лосева, – причислило Пана к бесовскому миру, именуя его «бесом полуденным», соблазняющим и пугающим людей. В римской мифологии Пану соответствуют Фавн (покровитель стад) и Сильван (покровитель лесов)».
Вполне возможно, что за дикий крик Пана люди принимали ужасающий грохот горных обвалов. Во всем остальном этот бог, любящий леса и поляны, уединение, легконогих нимф и игру на флейте, вызывает симпатию. К счастью для нас, он, – как покровитель лесов – сохраняется по сию пору и, пожалуй, переживет еще не одно поколение землян, в том случае, если они не исхитрятся погубить остатки дикой (относительно) природы Земли.
