Беги! – плакал город.
Беги! – шумела вода.
Запахло компостом.
– Гуляете?
Алиса медленно повернулась.
– Я тоже люблю гулять, – мужчина стоял перед ней в мокром пальто и чуть покачивался на пятках. – Там, где мало людей. Я не люблю людей. А вы?
На щеке чернела царапина, и сам он казался черным от утренней городской влаги.
– А я люблю людей, – хрипло ответила. – Люди хорошие.
– Люди злые, – пухлые губы скривились в детской обиженной гримасе.
– Не бывает злых людей, бывают злые ситуации. Поместите даже самого злого человека в добрую ситуацию, и он станет хорошим.
Мужчина несколько секунд удивленно ее разглядывал.
– Тогда зачем вы здесь? Здесь злые ситуации. Все злое. И я злой.
Алиса прикинула, сколько времени займет у нее рывок в машину. Тридцать секунд? Минуту? Успеет или нет?
– Страшно? – спросил он через паузу.
– Очень, – призналась Алиса.
– Место здесь такое – страшное. Вот они и гуляют. Под ручку. Как барышни. И я с ними.
– Кто гуляет?
– Как кто? Страхи. Ваши, мои, ее, – он неопределенно кивнул в сторону.
Алиса было дернулась за его кивком, но тут же удержала взгляд.
– Их тут много. И все разные. Вот вы меня боитесь. Думаете, что я с вами что-нибудь сделаю. Не бойтесь. Сегодня не сделаю. С вами этого нельзя. Пока нельзя. Время не вышло. А как выйдет, я за вами тут же и приду. Понимаете?
– Нет, – ручка дверцы неслышно поддалась. Алиса закрыла дверцу спиной и чуть потянула на себя. – Не понимаю. Кто вы? Я вас знаю? Мы знакомы?
– Это так важно? – он протянул руку и коснулся ее лица.
Комья земли забили рот, стало нечем дышать. Алиса закрутила головой, закашлялась, выплевывая отвратительную массу, и в отчаянном рывке рванула дверцу машины.
Она не помнила, как оказалась в салоне, как заблокировала все дверцы и включила зажигание. Не помнила, как нажала на газ…
Не помнила, как объехала темную кучу возле тротуара.
Мужчина поднял руку в приветственном жесте.
Идущие на смерть приглашают присоединиться.
Через несколько кварталов Алиса остановилась. Плюнув на все условности, достала фляжку и сделала хороший глоток. К черту правила! К черту полицию! Ее колотила дрожь.
И только через полчаса, подъезжая к офису Дэна, она поняла, что за куча лежала возле дороги.
Куча была человеческим телом.
Женским.
* * *
– Ты сегодня рано, – Казус прошаркал на кухню и мельком взглянул на дочь. – Опять проблемы?
– Никаких проблем, папа, – голос ровный, лишенный эмоций. – Все хорошо. Сплошной позитив.
– Вадим?
Дернулась, но промолчала.
Казус включил кофемолку и сел напротив дочери.
– Кира, мы уже с тобой говорили, Вадим – плохая партия для тебя, ты никогда не будешь с ним счастливой.
– Папа…
– Да…
– У тебя когда-нибудь было так, что ты просыпаешься и не знаешь, где ты, и, главное, кто ты? Лежишь и боишься пошевельнуться. Нет ни имени, ни пола. Ни возраста, ни истории. Ни-че-го… Только ощущение тела и два вопроса: где я и кто я?
– Тебя это испугало?
– Очень.
– Смогла ответить на эти вопросы?
– На первый – да. На второй – нет.
– Не знаешь, кто ты?
– Не знаю, папа… Ночью мне приснилось, что меня убили. Какой-то человек резал меня ножом на улице, было больно и противно. Потом изнасиловал.
– Кира…
– Только давай без Фрейда, ладно?
Скрывая растерянность, Казус забрякал чашками.
– Мне с тобой повезло, папа. Мне с собой не повезло. И про кризис среднего возраста не говори. Я сама про него много чего рассказать могу. Кризис – в пользу бедных. Это неважно…
– А что важно?
– Важно по совести жить. Не по вере, а по совести. Но если не знаешь, кто ты есть, о какой совести можно говорить?
– Кира, что тебя мучит?
Кира улыбнулась:
– У меня сегодня роль Иуды, папа. Я предаю человека, которого люблю. Может, я его, конечно, не люблю, но все равно предаю. Не за тридцать сребреников. Моя доля больше, но ведь это не оправдание, правда?
– Зачем и кого ты предаешь? Иуда предал Христа…
– Иуда предал Христа, чтобы тот вошел в царствие божие, – оборвала Кира. – Таково условие сделки. Без предательства Иуды ничего бы не было. Тут большой вопрос, кто кого предал: Иуда Христа или Христос Иуду. Думаю, что последний. Мой случай иной, папа. Я предаю не из-за любви, я предаю из-за обиды. И сознаю это. Правда, от этого не менее больно.
Она встала из-за стола – тонкая, грациозная, обреченная.
– Знаешь, что самое унизительное? Когда с тобой спят только потому, что это удобно. Быть удобной женщиной – это как плевок.
* * *
В пять утра Алиса приехала в фирму, которая теперь принадлежала Дэну. В холле бизнес-центра встретил аромат свежесваренного кофе и бодрый веселый охранник.
– Доброе утро, Алиса Михайловна. Кофейку?
Пожалуй.
Кофе появился перед ней сразу же – терпкий, горьковатый, как она и любила.
– Что нового, Дима? – Всех охранников знала по именам. Равно как и уборщиц, поваров, официанток.
Ее когда-то учил отец: можешь относиться к обслуге как угодно, только никогда этого не показывай. Они маленькие люди, но у них есть то, чего нам, большим, порой так не хватает – информация. Все они должны знать: ты ценишь и уважаешь их за то, что они для тебя делают. Подкармливай, хвали иногда, массируй их эго, и окупится сторицей.
Именно уборщица в свое время предупредила отца о грозящей опале, и тот сумел извернуться и выскочить из заведомо патовой ситуации. Наградой уборщице стала именная сберегательная книжка и ночь любви в «Астории». Отец любил красивые жесты и красивых женщин, пусть от них и пахло хозяйственным мылом.
…Присели с охранником Димой на диванчик. За окном просыпался Питер. В распоряжении Алисы еще целых четыре часа.
– Новые арендаторы на четвертом этаже. Рядом с вами, – рапортовал охранник Дима.
– Кто такие?
– Де юре совместное российско-японское предприятие. Торгуют зеленым чаем, витаминами, биодобавками. Де-факто обычная фирмочка средней руки. Продержатся на рынке недолго.
– Почему? – Алисе нравились оценки охранника. Он никогда не ошибался.
