– Она шлюха, Вадим, – спокойно ответила Кира, только пальцы подрагивали. – Месяц как устроилась, и в коллективе – разброд и шатание. Все только и делают, что обсуждают прелести твоей секретарши. Лично я прелестей не вижу – она же страшна, как смертный грех. Неужели ты этого не видишь?
– Ты ревнуешь. Мара – личный помощник.
– Личный? Вадим, я понимаю, что у секретарши должен быть широкий круг обязанностей, так уж сложилось исторически. Но мы скоро поженимся… Ты должен держать себя в руках. Это неприлично. В конце концов, унизительно.
– Я разве сделал тебе предложение?
Кира удивилась. Ей-богу, она действительно удивилась:
– Но мы же встречаемся! Четыре года! Проводим выходные вместе, отпуска, мы спим вместе. Для меня это очень серьезно! Я думала…
– Я не собираюсь жениться, Кира, – мягко и тихо ответил Вадим. – Ни на тебе, ни на ком другом. Я – холостяк, понимаешь?
– Даже если я рожу от тебя ребенка?
– Даже если ты родишь от меня ребенка. Это твой выбор – рожать или не рожать. Если ты помнишь, в самом начале наших отношений я сказал тебе, что не хочу иметь детей. Мне они не нужны.
– А что ты хочешь? – как все женщины, она плакала некрасиво.
– У меня все есть.
– А если у тебя не будет меня?
– Переживу.
Плевать на условности! Деловых встреч на сегодня не предвидится. Это его фирма, и он в ней хозяин. Хочешь выпить, Вадим Александрович, – выпей!
Виски согрел горло. Стало легче.
Он подошел со стаканом к окну и рванул пластиковую ручку. В лицо метнулись белые хлопья. Снег и виски – хорошо! То, что в жизни надо!
Еще один глоток. Дым на языке. Голова приятно кружилась. Вадим снял галстук, расстегнул ворот и закатал рукава рубашки. Телу было холодно, душе – тепло.
Жаль, что получился такой разговор. Честность для женщины хороша в малых дозах. Это как шампанское: от одного бокала розовеют щеки и пробуждается желание, а от бутылки – пучит и болит голова. Может, стоило пожалеть? А потом что? Марш Мендельсона, пеленки-подгузники и секс по расписанию?
Нет, все правильно, все так, как и должно быть. Никаких клятв, никаких признаний и никаких обязательств. Плыви по течению и наслаждайся жизнью.
Он и сам не знал, когда появился иммунитет ко всему, что люди называют любовью. Видимо, для этого тоже нужно иметь способности. Или, на худой конец, желание. Ни тем, ни другим не обладал.
Во многом отношения с Кирой были скучны, но очень удобны. Больше всего нравилось, каким податливо-текучим, каким влажным становилось ее тело в минуты любви. Он скользил языком по напряженной белой шее, обводил бугорок пульсирующей голубой жилки, затем розовые полукружья груди и надолго застывал над трогательным белым животом, нервно подрагивающим от неторопливых прикосновений.
…Снег кружился над петербургскими крышами. Несмотря на морозы, Нева в этот год так и не замерзла. Вадим смотрел на черное полотно, наслаждаясь его глянцевой поверхностью. Как должно быть там холодно! Он специально выбрал офис на Васильевском острове, поближе к реке. Из окон весь центр как на ладони: летом с вкраплениями зелени, осенью – с пятнами рыжины, зимой все вокруг становилось монохромным, черно-белым, как сейчас. Но вне зависимости от времени года Нева жила собственной жизнью, она манила и притягивала. Иногда он оставлял машину на платной парковке и шел домой пешком, вдоль Невы, продуваемый иглами ветра. И становилось хорошо.
– У тебя необычные духи.
– Я не пользуюсь парфюмом, Вадим Александрович, – ответила Мара. – В приемной ваш заместитель и психолог. Запускать?
Вадим резко обернулся. Запускать. Словно она говорила о щенке, нагадившем в тапки, которого хозяева сначала выставили на улицу, но затем пожалели. Но ему понравились и тон, и слово. Понравилось, что и Кира не рискнула зайти сама. Понимает, значит, что назад пути нет.
– Подойди!
Вадим привлек ее к себе. Под тонким шелком черной блузки – только тело, горячее и возбуждающее. Вадим расстегнул пуговки, и груди, вынырнув, оказались у него в ладонях. Упругие, с яркими торчащими сосками. Так и хотелось потрогать языком. Но вместо этого он жадно пился губами в теплый влажный рот. Мара не сопротивлялась, призывно выгнулась, отвечая, но от ее поцелуя почему-то стало не по себе. Словно силы, желания, вся его прошлая жизнь – все сразу – внезапно закончилось. Осталась оболочка, под которой пробуждалось что-то новое, темное и пугающее.
Он отпрянул:
– Сейчас не время. Зови Киру.
Мара неторопливо застегнула блузку. Он только сейчас заметил большой кулон. Вода в серебре. И снова потянуло к ней – непреодолимо, с каким-то горячечным первобытным желанием. Усилием воли сдержался.
– Следов от помады нет? – зачем-то спросил он.
– Я не пользуюсь декоративной косметикой, Вадим Александрович, – в ее голосе послышалась издевка. – К вам Кира Павловна и господин Казус.
* * *
День у Сары не задался с самого начала. Ее уволили. Алиса Михайловна приехала в офис в дурном расположении духа, Сара подвернулась еще в лифте, а потом попалась на глаза в коридоре. Пара коротких фраз – участь решена.
Потом Сара получала расчет, собирала вещи и плакала в туалете. Сейчас слез не было, но веснушки на лице пылали от унижения. Опять не повезло.
«В кого ты такая уродилась, шестипалая! – говорил отец. – У всех дети как дети, а у нас урод!»
Мать Сару вообще не признавала, и только в пятнадцать лет Сара узнала, что это не мать, а мачеха.
– А где моя мама?
– Умерла, когда тебя, шестипалую, рожала.
На левой руке у Сары действительно было шесть пальцев. Она считала себя уродиной, хотя, по мнению врачей, ничего страшного в таком заболевании, как гексадактилия, не было.
– Вам мешает шестой палец? Физически? – спросил хирург в частной клинике.
– Физически – нет. Но я чувствую себя уродом.
– Уро-одом? Вы – уникальны, – быстрый взгляд в карточку, – Сара Тарасовна. Шесть пальцев – причуда природы. Это отклонение, если, конечно, его так можно назвать, считается очень редким, примерно один случай на пять тысяч новорожденных.
– То есть мне повезло?
– Конечно! – воплощение энтузиазма.
– И в чем же? – квинтэссенция пессимизма.
– У вас шесть пальцев, красивых пальцев, надо признать. Смотрится необычно. Используйте недостаток как достоинство.
Операцию так и не сделали. Отец пробурчал, что удовольствие это дорогое, и денег не дал. Мачеха с ним согласилась. Сару она никогда не любила, несмотря на то, что своих детей у нее не было. Может, потому и не было – из-за Сары. Там, где Сара, все не так.
На свои жалкие заработки она могла снимать однокомнатную квартиру, покупать дешевые продукты и одеваться на рынке. Впрочем, все это было вчера. Сегодня ситуация изменилась.
