– В самом деле? – спросила она.
– Да, – сухо сказал Мейсон. – Он отметил, что ездил в банк.
Когда он брал машину, спидометр показывал пятнадцать тысяч двести девяносто
четыре и три десятых мили, а по прибытии домой – пятнадцать тысяч триста четыре
и семь десятых мили.
– Ну и что?
– Когда я ходил посмотреть на показания спидометра сегодня
утром, там стояли цифры пятнадцать тысяч триста четыре и семь десятых мили.
В темных глазах девушки появилась паника. Ее лицо внезапно
побелело. Она попыталась поставить чашку с кофе на блюдце, но пронесла мимо.
Чашка какое-то мгновение покачалась на краю подноса, а потом упала, разлив
остатки кофе на ковер.
– Вы об этом не подумали, не так ли? – спросил Мейсон.
Она продолжала молча смотреть на него с побледневшим лицом и
бескровными губами.
– А теперь, – вкрадчивым тоном продолжал Мейсон, – может, вы
позволите повторить мой вопрос? Где вы взяли деньги, которые только что мне
вручили?
– У моего дяди, – медленно ответила она.
– Перед самой его смертью?
– Перед самой его смертью.
– Перед смертью? – многозначительно переспросил адвокат.
Значение слова, на котором Мейсон сделал ударение, внезапно
осенило ее.
– Вы не думаете…
Послышался стук в дверь. Вошла экономка и уставилась на них.
– Мне показалось, что что-то упало, – заявила она.
Девушка показала на чашку на полу.
– У вас замечательный слух, – многозначительно сказал
Мейсон.
Миссис Мейфилд с вызовом встретила его взгляд. Ее глаза
горели.
– Да, мне достались хорошие уши, и я их использую.
– Для того, чтобы подслушивать под дверью? – спросил
адвокат.
– Хватит, мистер Мейсон, – прервала его Фрэн Челейн. – Я
думаю, что сама в состоянии призвать к порядку прислугу, когда это требуется.
Экономка нагнулась, подняла чашку, поставила на поднос,
повернулась спиной к адвокату и обратилась к Фрэнсис Челейн:
– Мне принести еще чашку с блюдцем?
– Да. И наполните кофейник горячим кофе.
Экономка взяла поднос и вышла из комнаты.
– Если я буду вести это дело, – заявил Мейсон резким тоном,
– то я не хочу, чтобы вы вмешивались. Эта женщина следит за нами. Сегодня утром
она пыталась меня шантажировать.
Казалось, слова адвоката мало заинтересовали девушку.
– В самом деле? – спросила она с отсутствующим видом.
Мейсон стоял, уставившись на нее сверху вниз.
– В самом деле. И я все еще жду объяснений, почему ваша
скоростная прогулка на «Бьюике» не зарегистрировалась на спидометре.
Фрэнсис спрыгнула с кресла и, полностью игнорируя
присутствие адвоката, стала сбрасывать одежду со своего стройного тела.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Собираюсь одеться и накатать какое-то количество миль на
этом «Бьюике», идиот.
– А вы не намерены сказать мне, где находились вчера вечером
во время убийства?
Девушка скинула с себя пеньюар и начала одеваться.
– Не стройте из себя дурака.
– Я окажу вам бо́льшую помощь, если буду знать все
факты.
Она покачала головой.
– Уходите, – сказала девушка.
Мейсон с достоинством повернулся к выходу.
– Хорошо, – ответил он и распахнул дверь.
На пороге стояла экономка и смотрела на него
недоброжелательным горящим взглядом. В уголках ее рта играла язвительная
победная улыбка. В одной руке она держала чашку с блюдцем, в другой – полный
кофейник.
– Спасибо, сэр, за то, что открыли дверь, – сказала она,
проходя в комнату.
Глава 10
Джордж Блэкман пытался произвести впечатление. Он зачесывал
волосы назад с высокого лба, был громогласным, носил пенсне на широкой черной
ленте. Его можно было принять за конгрессмена или банкира, но на самом деле он
был адвокатом по уголовным делам. Картинку солидности, интеллигентности и
респектабельности, которую он представлял общественности, нарушала только
иногда мелькающая неуверенность во взгляде.
Он через стол смотрел на Перри Мейсона.
– Насколько я понимаю, вы выступаете адвокатом от семьи, –
сказал Блэкман.
Взгляд Мейсона был тяжелым и спокойным.
– Я представляю мисс Челейн при аннуляции управления
капиталом, оставленным ей отцом, осуществлявшегося доверенным лицом. Я также
представляю Артура Кринстона, как здравствующего члена фирмы «Кринстон и
Нортон». Разговор шел еще о том, чтобы мне представлять и исполнителя
завещания, но я не могу одновременно представлять и здравствующего партнера, и
исполнителя завещания.
Блэкман улыбнулся, и в его улыбке промелькнула доля зависти.
– Хорошо вам. Такие гонорары грядут.
– Что вы хотите со мной обсудить? – холодно спросил Мейсон.
Выражение лица Блэкмана изменилось.
– Я пришел сообщить вам, что представляю Питера Девоэ,
шофера, который обвиняется в убийстве.
– Версия обоснована? – небрежным тоном спросил Мейсон.
– Вы сами знаете, что это за дело, – поморщился посетитель.
– По правде говоря, не знаю, – ответил Мейсон, принимая
беззаботный тон. – Я был настолько занят другими аспектами, что у меня просто
не было времени поинтересоваться убийством.
– Чушь! – громогласно заявил Блэкман.
Мейсон достойно изобразил негодование.
Посетитель наклонился вперед и постучал кулаком по столу.
– Послушайте, Мейсон, вы думаете, что хитрее всех. Я хочу,
чтобы вы знали, что на этот раз против вас работает не менее хитрый.
– Что все это значит?
– Я хочу сказать, что вам не удастся сидеть, купаясь в
деньгах и не впутывая никого из ваших клиентов, в то время как вы прокладываете
Девоэ путь на виселицу.
– Я никому не прокладываю путь на виселицу.
Блэкман заерзал под холодным взглядом адвоката, сидевшего по
другую сторону стола.
– Послушайте, я говорю о фактах, – продолжал Блэкман. –
Здесь нас никто не услышит. Мы можем договориться – вы и я. Вы знаете, что это
за игра. Вы защищаете лиц, обвиненных в совершенных преступлениях, когда вам за
это хорошо платят. Я делаю то же самое. Когда вы представляете определенное
лицо, вы защищаете только его и никого больше. Вы готовы вступить в схватку со
всем миром, но отстоять права своих клиентов.
