Во всю ее длину стоял стол. В центре стола на пять футов
вверх поднимался тяжелый металлический экран из мелкой сетки, отделяющий
заключенных от адвокатов. Роберт Глиасон выбрал место где-то в середине стола.
Увидев Мейсона, он встал и радостно улыбнулся. Адвокат дождался, пока
надзиратель не удалится за пределы слышимости, затем опустился на стул и
внимательно посмотрел на обвиняемого в убийстве мужчину.
– Когда будете отвечать на вопросы, говорите тихим голосом,
– предупредил адвокат. – Говорите правду, независимо ни от чего и ни от кого,
как бы неприятна она ни была.
– Хорошо, сэр, – кивнул Глиасон.
Мейсон нахмурился.
– Вы делали заявление окружному прокурору? – спросил
адвокат.
Глиасон кивнул.
– В письменном виде?
– То, что я говорил, стенографировалось. Потом это
расшифровали, отпечатали на машинке и дали мне подписать.
– Вы уже подписали?
– Пока нет.
– Где сейчас находится заявление?
– У меня в камере. Они дали мне его прочитать.
– Странно, – заметил Мейсон. – Обычно они делают все
возможное, чтобы обвиняемый как можно скорее подписал заявление.
– Я знаю, – сказал Глиасон. – Они и меня пытались заставить,
но я им заявил, что еще должен подумать и сразу подписывать ничего не
собираюсь.
– Это вам не поможет, – устало сообщил ему адвокат. – Если
вы говорили в присутствии судебной стенографистки, то она имеет право дать
показания в суде, исходя из своих записей.
– Именно это мне сказали и люди окружного прокурора. Но я
все равно пока ничего подписывать не собираюсь.
– Почему?
– Потому что я думаю отказаться от своих слов, – тихо
ответил Глиасон.
– Вы не можете этого сделать. Зачем вы тогда вообще рот
открывали?
– Я могу сделать все таким образом, как задумал, – возразил
Глиасон.
– Сделать что?
– Отказаться от заявления.
– И каким образом?
– Я возьму на себя всю ответственность за убийство.
Мейсон уставился на обвиняемого сквозь разделявший их
тяжелый экран:
– Это вы убили Эдварда Нортона?
Глиасон закусил губу и отвел глаза.
– Отвечайте, – приказал адвокат. – Выкладывайте все
начистоту. Посмотрите мне в глаза. Так вы убили Нортона?
Глиасон неуютно заерзал на стуле.
– Я бы пока предпочел не отвечать на этот вопрос, – сказал
он.
– Вы должны на него ответить.
Глиасон нервно провел языком по губам, затем наклонился
вперед так, что его лицо почти коснулось холодного металла.
– Я могу задать вам несколько вопросов перед тем, как отвечу
на ваш?
– Да, – кивнул Мейсон. – Спрашивайте что угодно, но до моего
ухода отсюда я должен знать, вы убили Нортона или нет. Если вы хотите, чтобы я
представлял вас, я обязан выяснить, что произошло на самом деле.
– Люди окружного прокурора сообщили мне, что Фрэнсис поймали
с частью тех денег, что были при Нортоне, когда его убили, – начал Глиасон.
– Не верьте всему, что говорят вам люди окружного прокурора!
– воскликнул Мейсон.
– Я и не верю. Но проблема-то в том, были у нее деньги или
нет?
– Я отвечу вопросом на вопрос. Миссис Мейфилд делала
какие-либо заявления окружному прокурору о том, что у нее находятся деньги,
полученные ею от Фрэнсис Челейн?
– Не знаю, – ответил Глиасон.
– Если у окружного прокурора и имеются какие-либо
доказательства того, что в собственности Фрэнсис Челейн были деньги Нортона, то
они получены от миссис Мейфилд. Другими словами, полиция обнаружила деньги у
экономки, а она свалила всю вину на мисс Челейн. В таком случае есть столько же
поводов считать, что во время убийства в кабинете находилась миссис Мейфилд и
что она забрала деньги с тела убитого, как и верить тому, что их передала ей
Фрэн Челейн.
– А они уверены в том, что во время совершения преступления
в комнате находилась женщина? – продолжал задавать вопросы Глиасон.
– Это утверждает Дон Грейвс.
– В первый вечер он не сказал ничего подобного.
– Мы не можем доказать, что он говорил в первый вечер,
потому что полиция порвала те листы, на которых было застенографировано его
заявление.
– А теперь он утверждает, что видел женщину?
– Да, причем на ней был розовый пеньюар.
– Он ее достаточно хорошо рассмотрел, чтобы
идентифицировать?
– Он видел ее руку, плечо и часть головы, возможно, затылок.
– Значит, миссис Мейфилд пытается переложить вину на Фрэн?
– Я этого не говорил. Я просто излагаю факты. Если у
окружного прокурора и есть какие-то доказательства, то он мог получить их
только от миссис Мейфилд.
– Какие у Фрэн шансы, чтобы отвертеться?
– Никто никогда не знает, как поведут себя присяжные. Она
молода и красива. Если она не станет показывать свой характер и не сделает
никаких дискредитирующих признаний, то, в общем-то, шансы неплохие.
Глиасон помолчал пару минут, пристально глядя на адвоката
сквозь разделявший их экран.
– Хорошо. Я не красив. У меня нет ни одного из плюсов,
которые есть у Фрэн. Каковы мои шансы?
– Все зависит от благоприятных возможностей, которые могут
мне открыться, и от того, что вы заявили окружному прокурору, – ответил Мейсон.
– Я хочу, чтобы вы сделали следующее. Отправляйтесь обратно в камеру и
попросите дать вам бумаги. Скажите, что своим почерком хотите написать, что
тогда произошло. Напишите какую-нибудь чушь на нескольких страницах, а потом
порвите их. Пусть думают, что вы использовали всю бумагу, но на самом деле вы
должны на оставшейся паре листов переписать то заявление, которое дал вам на
подпись прокурор, и передать мне при следующей встрече. В таком случае я буду
точно знать, что вы сказали, а чего не говорили.
Роб Глиасон болезненно сглотнул.
– Если благоприятной возможности вам не представится, они
могут обвинить Фрэн? – спросил он.
– Конечно. Ей ведь уже предъявлено обвинение в
преднамеренном убийстве первой степени, и в деле есть несколько обстоятельств,
которые не очень здорово для нее смотрятся.
– Они ее повесят?
– Думаю, нет. Наверное, она получит пожизненное заключение.
Как правило, женщин не вешают.
