– Секундочку, – остановил его Клод Драмм. – Вы лично знаете,
что это был кабинет мистера Нортона?
– Нет, сэр, – ответил судья Пурлей. – Я знаю только, что это
была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на
плане под номером один как кабинет мистера Нортона.
– Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой
«один», обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу как доказательство А
со стороны обвинения?
– Да, сэр.
– Прекрасно. Что сказал мистер Нортон?
– Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я
помню, сказал следующее: «Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине
к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я пришлю за ним шофера».
– И что произошло дальше?
– Мистер Кринстон ответил: «Я не на своей машине, я с
приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения».
– А дальше?
– Мистер Нортон сказал: «Спроси, пожалуйста, и дай мне
знать», а потом убрал голову из окна.
– Что произошло потом?
– Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру
Грейвсу надо забрать документы…
– Я возражаю, – заявил Мейсон спокойным тоном. – Указанные
слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же их нельзя
принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать
показания только о том, что совершал сам и лично видел.
– Протест принимается, – постановил судья Маркхэм.
– Хорошо. Что произошло потом? – учтиво спросил Драмм,
улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: «Вы видите, дамы и господа, как
защита придирается к техническим деталям?»
– Затем, – продолжал судья Пурлей, – мистер Кринстон снова
направился к окну и крикнул следующее: «Хорошо, Эдвард! Он может поехать с
нами!» Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась, и вниз по
ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: «Я готов» – или что-то в
этом роде.
– А дальше?
– Они сели в мою машину. Мистер Кринстон – на переднее
сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс – на заднее. Я завел мотор, и мы
отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательстве Б
со стороны обвинения, как «петляющая дорога». Мы ехали по ней, пока не
оказались у поворота…
– Секундочку, – прервал его Клод Драмм. – Не могли бы вы
взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли
события, о которых вы собираетесь говорить?
Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске,
еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.
– Это показывает примерное положение машины, – заявил судья
Пурлей.
– А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? –
спросил Клод Драмм.
– Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул…
– Я возражаю, – прервал его Мейсон. – Это показания с чужих
слов, они несущественны и не относятся к делу, а также не являются связующими
для обвиняемых.
– Протест принимается, – принял решение судья Маркхэм.
Клод Драмм сделал бессильный жест:
– Но, ваша честь, ввиду того, что должно иметь место…
– Протест принимается, – холодно повторил судья Маркхэм. – В
нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи
свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В
отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или
слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.
– Хорошо, – сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, – в
нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса, и мистер Дон Грейвс точно
скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным,
что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами
или лично видели.
– Сам я тогда, в общем-то, ничего не делал, я просто проехал
дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до
места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же
дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.
– А что было потом?
– Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом,
и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем
поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок
цифрой «один» на вещественном доказательстве А со стороны обвинения. Мы увидели
труп, в дальнейшем идентифицированный как труп Эдварда Нортона. Он лежал на
письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было
уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то
бумаги, включая страховой полис на автомобиль.
– Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был
тот страховой полис?
– Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, –
заявил Мейсон.
– Ваша честь, это очень важно, и я намереваюсь показать
связь в дальнейшем! – воскликнул Клод Драмм. – Частью теории обвинения является
следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на «Бьюике», и сделала это
после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже «Бьюика». Другими
словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже
автомашины. Фрэнсис Челейн…
– В дальнейших аргументах нет необходимости – касательно
уместности свидетельских показаний, – прервал Драмма судья Маркхэм. – В связи с
заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю
протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в
дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в
соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение,
однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что
доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно
обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его
содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.
Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона с выражением
удивления на лице.
В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.
– Нет, ваша честь, на этом основании возражений у защиты
нет, – подтвердил он.
– Прекрасно, – сказал судья Маркхэм. – Протест отклоняется.
Отвечайте на вопрос.
– Полис, как я тогда заметил, был на машину марки «Бьюик»,
заводской номер 6754093, номерной знак – 12M-1834, – ответил судья Пурлей.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, –
обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.
