Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.
– Судья Пурлей, – начал он, – если я вас правильно понял, вы
заявили, что, когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона
лежит на столе, не так ли?
– Нет, не так! – крикнул судья Пурлей. – Я заявил, что
увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали как Эдварда
Нортона.
Мейсон принял виноватый вид.
– Я ошибся, – сказал он.
На минуту последовало молчание, во время которого судья
Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто
дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в
своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему
адвокат защиты.
– Понимаете, – продолжал судья Пурлей, – я никогда лично не
встречался с мистером Нортоном, несмотря на то что я давно в дружеских
отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера
Кринстона к дому мистера Нортона.
Казалось, что Мейсон улыбается.
– Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном
по телефону? – спросил Мейсон.
На лице судьи Пурлея появилось удивление.
– Ни разу в жизни, – заявил он.
– Вы никогда не обсуждали с ним траст-фонд, учрежденный в
пользу его племянницы, мисс Фрэнсис Челейн?
Глаза судьи Пурлея еще больше округлились от удивления.
– Боже, нет. Конечно нет!
– Вы когда-нибудь с кем-нибудь обсуждали этот траст-фонд?
Драмм вскочил на ноги:
– Ваша честь, я возражаю. Перекрестный допрос ведется
неправильно. Это свидетельства, полученные со слухов, – они несущественны и не
относятся к делу. Адвокат защиты обходным путем пытается воспроизвести
разговоры, которые…
– Протест принимается, – перебил его судья Маркхэм.
Драмм сел на место.
В зале суда наступила тишина. Лицо Мейсона ничего не
выражало.
– У вас есть еще вопросы? – обратился к нему судья Маркхэм.
– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон, к удивлению всего зала.
– Больше вопросов нет.
Глава 21
– Пригласите сержанта Махонея, – объявил Клод Драмм.
Сержант Махоней подошел к столу секретаря суда, поднял
правую руку, принял присягу, а затем направился к месту дачи свидетельских
показаний.
– Ваше имя – сержант Махоней?
– Да, сэр.
– Вечером двадцать третьего октября текущего года вы
дежурили на пульте в центральном полицейском участке нашего города, не так ли?
– спросил Клод Драмм.
– Да, сэр.
– К вам поступал звонок вечером в одиннадцать четырнадцать?
– Да, сэр.
– Не могли бы вы описать этот звонок?
– Звонил мистер Нортон и…
Мейсон уже начал вставать, но Клод Драмм опередил его,
перебив свидетеля:
– Секундочку, сержант. Я хочу предупредить вас, что вы
находитесь под присягой и должны давать свидетельские показания только в
отношении тех фактов, которые известны вам лично. Вы лично не знали, что
поступил звонок от Эдварда Нортона. Вы знаете только, что вам кто-то позвонил.
– Он сказал, что говорит Эдвард Нортон, – выпалил сержант.
В зале послышался смех, за которым немедленно последовал
удар молоточка судьи Маркхэма, призывающий к тишине.
– Просто сообщите нам, что вам сказали по телефону, –
попросил Драмм, боковым зрением поглядывая в сторону Мейсона, ожидая, что со
стороны защиты последует возражение.
Мейсон сидел с безразличным видом.
– Вы не хотите перефразировать вопрос, господин заместитель
окружного прокурора? – спросил судья Маркхэм.
Стало заметно, что Драмму неуютно.
– Никаких возражений со стороны защиты нет, ваша честь, –
заявил Мейсон.
– Хорошо, – сказал судья. – Отвечайте, сержант.
– Он позвонил, и я зарегистрировал время звонка –
одиннадцать четырнадцать вечера. Мужчина представился как Эдвард Нортон и
сообщил о краже автомобиля марки «Бьюик», заводской номер 6754093, номерной
знак 12M-1834. Он хотел, чтобы мы нашли машину и арестовали водителя, кто бы он
ни был. Насколько я помню, он сказал, что, даже если сидящий или сидящая за
рулем – его родственники, он все равно хочет, чтобы его или ее арестовали.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся Клод
Драмм к Мейсону.
– Этот звонок состоялся единовременно? – спросил адвокат.
– Что вы имеете в виду, сэр?
– Просто проверяю, свежо ли событие у вас в памяти.
– Конечно, единовременно, – ответил сержант.
Мейсон достал из своего дипломата газету.
– Вы сделали заявление журналистам, когда событие было еще
свежо в вашей памяти, не так ли?
– Да, я разговаривал с ними на следующее утро.
– А разве вы не заявляли в то время, что звонок был прерван?
– Вношу протест! – закричал заместитель окружного прокурора.
– Вы своим вопросом обвиняете свидетеля.
– Я просто пытаюсь освежить события в его памяти, – ответил
Мейсон.
Сержант Махоней старался жестами привлечь внимание суда.
Судья Маркхэм улыбнулся и заявил:
– Я вижу по свидетелю, что вы освежили его память, господин
адвокат. Продолжайте, сержант.
– Все правильно. Теперь я вспомнил. Я принял звонок, а в
середине разговора нас разъединили – кажется, в первой части. Он представился,
назвал свой адрес, выяснил, попал ли в полицейский участок, и заявил, что хочет
сообщить об имевшем место преступлении. Затем нас разъединили. Я уже посмотрел
в справочнике и нашел его телефонный номер, чтобы перезвонить, но он снова
дозвонился сам и сказал, что нас разъединили.
– Это все, – многозначительно объявил Мейсон.
Клод Драмм выглядел удивленным.
– Какое отношение это имеет к делу? – резким тоном спросил
он.
Судья постучал молоточком по столу.
– Тихо! – крикнул он. – У вас есть еще вопросы к свидетелю,
господин заместитель окружного прокурора?
– Нет, – ответил Клод Драмм, он задумчиво смотрел на
Мейсона.
