– Да, сэр.
– Что вы сделали, если вообще что-либо сделали?
– Я сообщил спутникам, что увидел, и попросил развернуть
машину.
– Я лично требую вычеркнуть этот ответ из протокола, –
объявил судья Маркхэм. – Это несущественно и не относится к делу. Вопрос
касался того, что дальше сделал свидетель относительно того, что происходило в
кабинете. Разговоры между сторонами, имевшие место вне присутствия обвиняемых и
не являющиеся частью того, что совершил сам свидетель или лично видел,
недопустимы.
– Хорошо, – сказал Клод Драмм. – Что произошло потом? Что вы
сделали относительно мистера Нортона?
– Я вернулся в дом, поднялся по лестнице в кабинет и
обнаружил тело, лежавшее на столе с разбитой головой, – ответил Дон Грейвс.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся Клод
Драмм к защитнику.
Мейсон встал и уставился на Дона Грейвса. В зале суда сразу
же почувствовалось напряжение. Зрители поняли, что это кульминационная часть
всего процесса.
– У вас хорошее зрение? – спросил Мейсон.
– Да.
– Вы считаете, что, сидя в движущемся на большой скорости
автомобиле, в указанной точке, глядя в заднее стекло, вы моментально смогли узнать
находившихся в кабинете?
– Да, сэр, я знаю, что смог.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Я тогда понял, кто это, а в дальнейшем, чтобы проверить
свою способность сделать подобное, я провел соответствующие эксперименты.
– Вычеркните последнюю часть ответа! – крикнул судья
Маркхэм.
– У меня нет возражений касательно этой части, – заявил
Мейсон. – Если суд не против, я хотел бы развить эту тему.
– Хорошо, – согласился судья.
– Вы утверждаете, что в дальнейшем проводили эксперименты?
– Да, сэр.
– В машине?
– Да, сэр.
– В кабинете находились люди?
– Да, сэр.
– Кто находился в кабинете?
– Мистер Драмм, заместитель окружного прокурора и еще два
его подчиненных.
– Вы смогли их узнать?
– Да, сэр. Понимаете, сэр, в кабинете очень широкие окна и прекрасное
освещение.
– Машина, участвовавшая в эксперименте, ехала не на очень
высокой скорости?
– На той же скорости, что и машина, в которой я сидел в ночь
убийства.
– В том случае вы ехали на машине судьи Пурлея?
– Да, сэр.
– Но эксперименты проводились в другой машине, а не в машине
судьи Пурлея?
– В другой.
– В таком случае эксперименты проводились не в тех же
условиях – то есть не в той машине, а следовательно, заднее стекло было другим?
– Но они идентичны! – воскликнул Дон Грейвс.
Мейсон с укором посмотрел на свидетеля.
– Эксперименты проводились не в тех же условиях? – повторил
он.
– Нет, сэр.
– А вы осмелитесь провести эксперимент в тех же условиях?
– Я возражаю на основании того, что это спорный вопрос! –
рявкнул Клод Драмм.
– Я считаю, что его, конечно, можно назвать спорным, но в
данном случае, как мне кажется, вопрос показывает заинтересованность или
пристрастность свидетеля. Вопрос был в том, осмелится ли свидетель провести
эксперимент в тех же условиях, – заявил судья Маркхэм.
– Но подобный эксперимент не докажет ничего, кроме того, что
уже было доказано, – ответил Драмм.
– Вопрос в том, осмелится ли свидетель провести подобный
эксперимент, – повторил судья Маркхэм. – Я разрешаю его. Ответьте, мистер Грейвс.
– Отвечайте на вопрос, – повернулся Мейсон к свидетелю.
– Да, я готов участвовать в подобном эксперименте.
– Если судья Пурлей предоставит свою машину, вы будете
участвовать в эксперименте?
Клод Драмм вскочил на ноги:
– Теперь задан уже другой вопрос, ваша честь. Сейчас адвокат
защиты спрашивает, не осмелится ли он, а будет ли участвовать в эксперименте.
– Если вы протестуете, я принимаю ваше возражение, –
постановил судья Маркхэм.
Мейсон повернулся к присяжным:
– В таком случае у меня больше нет вопросов.
– Больше нет вопросов? – переспросил Клод Драмм.
– Нет. Факт говорит сам за себя, – ответил Мейсон. – Вы
боитесь провести эксперимент в тех же условиях.
Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
– Господин адвокат, я попросил бы вас не переходить на
личности и обращаться к суду, а не к противной стороне, – заметил судья
Маркхэм.
– Простите, ваша честь, – сказал Мейсон, но в его голосе не
слышалось ни доли смирения, в глазах поблескивали огоньки задора.
Клод Драмм уставился на Мейсона, в задумчивости нахмурив
лоб.
– Ваша честь, – обратился к судье Драмм, – могу ли я
попросить суд отложить слушание дела до десяти часов завтрашнего утра? Я
несколько удивлен неожиданным поворотом, который приняло дело.
– Вы удивлены не больше, чем суд, – сказал Маркхэм. –
Приятно удивлен, должен признаться. Обычно слушания дел об убийстве
растягиваются надолго, поэтому такое быстрое развитие событий стало для нас
новостью. Ваша просьба будет удовлетворена, господин заместитель окружного
прокурора. Заседание откладывается до завтрашнего утра, до десяти часов.
Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права обсуждать дело между
собой или позволять кому-либо обсуждать его в своем присутствии.
Судья стукнул молоточком по столу.
Мейсон повернулся и посмотрел прямо в темные глаза Фрэнсис
Челейн.
Он ободряюще улыбнулся ей.
Роб Глиасон, сидевший рядом со своей женой, казался
измученным и изможденным, события последних дней явно сказывались на нем. Это
был комок нервов, его глаза наполнял страх.
Девушка же оставалась спокойной и собранной, ее взгляд
ничего не выражал. Она высоко держала голову.
Мейсон склонился к ней.
– Пожалуйста, верьте в меня, – сказал он.
И лишь только тогда она улыбнулась. В ней стали заметны
перемены, происшедшие за время испытаний, выпавших на ее долю. В улыбке
проглядывала грусть, а на лице – намек на появляющуюся способность терпеть,
которой раньше в ней не наблюдалось. Она ничего не ответила, но ее улыбка
сказала о многом.
