Ваша честь
Я, ваша честь, не собираюсь никого обманывать, тем более под присягой. Я просто хочу подробно, ничего не скрывая, рассказать о том, что здесь случилось, и вы тогда сами поймёте, что я ни в чём не виноват.
Кто за меня может поручиться? Да кто угодно. Соберите всю округу, спросите у кого хотите, и вам всякий скажет, что я человек добропорядочный и законопослушный, а само место, в котором я живу, всегда было тихое в последние лет тридцать, а то и в пятьдесят. Вот как оно было до самого вчерашнего дня, даже, точнее, до вечера. Да, было уже часов семь пополудни, когда жена мне сказала, что к нам в дверь стучат и не худо было бы открыть. А сама она никогда дверей не открывала, потому что не женское это дело ходить к порогу и встречать непрошенных гостей.
Почему непрошенных? Да потому что сам я по доброй воле никого к себе не зову. А тут ещё какая гадкая погода у нас вчера была! Дождь! Гром! Слякоть! А живу я, сами видите, мягко говоря, на отшибе… И вдруг кто-то стучит в дверь! Вот жена и говорит: ты что, совсем оглох, старый дурень (а она у меня всегда была остра на язык), иди, дурень, открой, вдруг у кого беда какая. И я пошёл. Открыл и вижу: на пороге стоит господин генерал!
Да, конечно, я его сразу узнал.
Почём сразу? Да потому что почитай лет двадцать кряду у нас в гостиной, над столом, висел его литографический портрет, а после известных событий мы его сразу же сняли. Как только узнали – сразу! Но там он, конечно, был краше, чем каким он явился вчера. Там он был в генеральской папахе с алмазным пером, и на коне, конечно, а на груди крест-накрест патронные ленты, шпоры на ногах, на щеках усы и бакенбарды… А вчера он был гладко выбрит, шапка у него была фабричная, картуз, и сам он был одет, конечно, не в мундир, а просто, тоже по-фабричному или по-крестьянски, теперь это мало отличается. Зато взгляд у него был прежний – открытый и бравый. Да, и ещё руку он держал за пазухой, это меня очень встревожило. А он уже сказал:
– Тебе можно доверять, старик?
А руку продолжал держать всё там же. Я растерялся и сказал, что доверять мне, конечно же, можно. Тогда он усмехнулся и ещё спросил:
– А знаешь, кто я такой?
– Никак нет, господин генерал! – сказал я. – В первый раз вас вижу!
Вот что из меня вдруг выскочило. Но ему этот мой ответ почему-то понравился, он засмеялся и сказал:
– А ты славный малый, старик! Жаль, что ты мне раньше не встречался. – Потом вдруг нахмурился, начал внимательно меня разглядывать, после чего вдруг сказал: – Сдаётся мне, что я тебя уже где-то видел. – После спросил: – А не ты ли был в роте капитана Завирухи при пулемёте вторым номером?
– Нет! – сказал я. – Я вообще не служил. У меня была желтуха и меня не взяли. Я не прошёл комиссию.
– Комиссию! – сказал он. – Странно, странно. – А после опять бодро продолжил: – Ну, да и ладно! Зови меня к себе в дом, старик, и угощай, чем можешь. Я проголодался и продрог!
И он улыбнулся. И, что ещё важней, убрал руку из-за пазухи. Я отступил в сторону, и он прошёл к нам в дом. Жена как увидела его, тоже сразу поняла, кто перед ней, и очень сильно побледнела. Генерал это заметил и сказал:
– Не бойся, женщина, мы не воюем с безоружными. Да и какая война, Второй Номер, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Чёрт её дери, эту войну, ведь так же?
А я молчал. Я не знал, что отвечать. Мало ли, подумал я, что сейчас может вариться в генеральской голове. К тому же, он ещё назвал меня Вторым Номером, то есть он не верит мне, а по-прежнему считает, что я служил у капитана Завирухи.
И я сказал жене:
– Чего стоишь? Гость в доме! Собери чего-нибудь! А я соберу по своей части.
То есть я отправил её за закусками, а сам открыл буфет, достал оттуда небольшой графинчик и спросил у генерала, можно ли ему налить, пока женщина будет возиться с накрыванием на стол.
– Налить-то можно, – сказал генерал. – Но мне, Второй Номер, очень не нравится то, с каким высокомерием ты отзываешься о своей супруге. Женщины, – продолжил он, беря из моих рук стаканчик, – женщины в некотором смысле куда важней мужчин, потому что именно они рожают нам новых солдат, а мужчины их только уничтожают. За женщин, Второй Номер! – сказал он и выпил.
И, пока жена накрывала на стол, генерал выпил ещё дважды: в первый раз за прежние славные времена, а второй за то, – тут он мне подмигнул, – какие времена вновь наступят у нас очень скоро.
Да, и конечно: он снял шапку и накидку, и мы с женой развесили их на шестах перед огнём сушиться.
А генерал сел за стол и пригласил сесть меня. А женщинам, как он сказал, садиться к питью неприлично. Но, правда, сразу же прибавил он, тут бывают некоторые исключения. И, повернувшись ко мне, вдруг спросил, есть ли у меня в доме шампанское и граммофон. Я ответил, что нет.
– Жаль, – сказал он, – что ты, Второй Номер, не обращался ко мне с такой просьбой. В другой раз не зевай, беспокойся о своей подружке! – И подмигнул мне, после чего мы выпили по маленькой и он начал закусывать. Потом вдруг отложил ложку и спросил, хорошо ли я знаю здешние места.
– Хорошо, – ответил я. – Это моя работа. А куда вас нужно отвести?
– Недалеко отсюда, – сказал он. – Там меня будут ждать наши люди. Но это уже завтра утром! И ты не будешь мне только рассказывать, куда мне надо идти, а мы пойдём вместе! И вот тогда ты сразу заработаешь себе на граммофон, три бутылки шампанского, настенные часы и на серебряные вилки. Набор из двенадцати предметов. Слышишь, женщина?!
Жена, стоявшая возле печи, ничего на это не ответила, а только поджала губы. А я ей всегда говорил, что в городе едят не только ложками, но и ножами с вилками. А ещё я ей неоднократно объяснял…
Но к делу. Итак, генерал ужинал, а я сидел напротив, и мы молчали. Генерал больше ничего не говорил. Временами он переставал есть, тогда я подливал ему в стаканчик, и он, в полной задумчивости, пил медленно, но каждый раз до дна.
Закончив ужинать, генерал сказал, что ему нужно выйти покурить, и, запретив мне следовать за ним, один вышел на крыльцо. Пока его в доме не было, мы с женой не перемолвились ни словом. И, даже более того, я не посмел вставать из-за стола, чтобы генерал чего-нибудь не заподозрил. А он отсутствовал минут не меньше десяти, после чего, когда вернулся, от него и в самом деле сильно пахло табаком. Моя жена к тому времени уже постелила генералу на нашей кровати и даже отгородила её занавеской, чего у нас уже лет двадцать не бывало. Генералу это её благоустройство пришлось по душе, он сказал, что очень хочет спать, после чего ушёл за занавеску, пошуршал одеждой (или одеялом) и затих.
А через несколько минут и захрапел. Храпел он негромко и ровно. И это было не притворство, а он в самом деле крепко спал. Почему я так в этом уверен, я вам сейчас расскажу. Дело в том, что как только он ушёл за занавеску, моя жена прикрутила фитиль в лампе и начала убирать со стола, а я стоял рядом и присматривал за ней. За женщинами всегда нужен присмотр, это моё убеждение, женщина уж так устроена, что ей без присмотра нельзя.
