Нет, так думать нельзя! Почему он обвиняет эту женщину? Она же ему тогда совершенно чётко сказала: она пойдёт одна, ходить за ней не надо. А он пошёл. Побежал! Его никто не звал туда.
Но, тем не менее, он теперь постоянно вспоминает тот загадочный город, и ему почему-то кажется, что окажись он там, всё в его жизни сразу изменится. Что ж, возможно, он прав. Да, и вот что ещё: вполне возможно, что как только он войдёт в тот город, в то время, то оно, тамошнее время, сразу станет для него естественным и как бы привычным, а вовсе не таким стремительным, каким оно сейчас ему кажется, и, следовательно…
Да! Его время там, а вовсе не здесь! Там и только там! Капитан Кассис решительно встал и столь же решительно вышел из казармы.
Вот и всё! Она стояла на углу. Она была в длинном плаще, её лицо было закрыто капюшоном, из-под которого была видна только одна прядь волос. Совершенно седая! Кассис невольно отшатнулся. Что это, подумал он, его смерть?
Но тотчас же подумал ещё вот что: глупости, страшней, чем на Границе, не бывает, а мертвей, чем здесь, тоже. После чего он подошёл к ней, учтиво поклонился и сказал:
– Я готов.
Она одобрительно кивнула. Потом, несколько повременив, взяла его под локоть. И больше капитана Кассиса никто нигде не видел!
Господин солдат
…А потом мы вышли на крыльцо, и он сказал:
– Не нравится мне всё это, не верю я вам, обманете вы меня.
Я тогда опять стал клясться и ещё прибавил:
– Как можно, господин солдат! Никто вашу котомку не тронет.
А он сказал:
– А только б кто посмел, так после пожалеть об этом не успел бы. Я на это дело крут!
Вот что он мне тогда сказал и только после этого пошёл с крыльца, а я пошёл за ним. В воротах он опять остановился и сказал, чтобы я шёл первым, потому что ему ничего не видно, да и он плохо знает наши места. И я пошёл вперёд показывать дорогу. А тут и вправду стало совсем темно, потому что луна ушла за тучи, и мы шли почти на ощупь. Хорошо ещё, что трава с боков ночью кажется почти как чёрная, а тропинка наоборот почти как белая. И так мы прошли до самой околицы, а там свернули к реке. И по посёлку мы шли молча, а тут он опять заговорил, сказал, что чаши очень лёгкие.
– Это вам там только показалось, господин солдат, – сказал я. – Просто вы очень сильный, вам любая ноша как пушинка. А нам эти чаши обошлись очень недёшево, мы знаете сколько за них овец отдали? И ещё подсвечник, – сказал я, – его тоже надо посчитать, и он тоже серебряный, и весу в нём ого, вот сколько вы всего получите!
А солдат сказал:
– Сам знаю.
А потом, когда мы уже начали спускаться к самому берегу, он ещё прибавил, что всё равно бы нам от этих овец никакого проку не было.
– Что верно, то верно, – сказал я. И ещё сразу сказал: – А теперь давайте говорить вполголоса, а то он ещё услышит.
Солдат стал молчать.
Так мы ещё прошли, уже по берегу, и уже стараясь не шуметь, и я даже поднял острогу на всякий случай. Потом мы совсем остановились, на том камне, на большом, и я показал, откуда надо ждать.
– А сколько ждать? – спросил солдат, и голос у него был уже не такой храбрый.
– Это уже когда как, – сказал я. – Это как он нас учует. Бывает, даже полчаса пройдёт.
– Так это когда овца, – сказал солдат, – а если человек?
– А про человека я не знаю, – сказал я.
Солдат тогда спросил:
– А он большой?
А я сказал:
– Так мы же уже говорили, и он с той поры больше не вырос.
– Ты мне не дерзи, деревенщина, – грозно сказал солдат и даже замахнулся острогой, – а не то смотри!
Тогда я сказал, что пять шагов в длину и ещё четыре хвост.
– А, – сказал солдат, – ерунда какая! Я не таких драконов видывал, плевать я на таких хотел!
И опять поднял острогу и сказал, что военное копьё много удобнее, но он и с этой палкой справится. А я всё равно спросил:
– А не боитесь, господин солдат?
– Нет, – сказал он. – Нисколько! Пусть только эта скотина пасть откроет, и я тогда ему сразу в пасть, и он подавится! – А потом тихо добавил: – А иначе его нигде не пробить, шкура у них очень крепкая! – И вдруг ещё спросил: – А он огнём не дышит?
– Какой огонь, – сказал я, – господин солдат, он же водяной дракон! И летать он тоже не умеет. Он просто как большая ящерица, господин солдат, и если бы я служил в войске и был бы у меня такой товарищ, как вы, мы бы его давно убили! А так он нас обирает, тварь поганая, ему каждую неделю приводи овцу, а то и две, а где мы столько овец наберём, он нас скоро совсем разорит! Вот мы и пошли в город, господин солдат и продали всех овец, и купили две чаши и один подсвечник, и тут ещё судьба над нами смилостивилась – и мы встретили вас, господин…
И тут я увидел дракона! Он всплыл из-за второго камня, у него глаза сверкали, и он раскрыл пасть, и зубы тоже засверкали в четыре ряда! Я крикнул:
– Господин солдат, вот он, бейте его!
Солдат повернулся к нему и сделал шаг вперёд…
Но тут я толкнул его в спину, он поскользнулся на мокром камне и упал! Дракон кинулся к нему и схватил его за руку вместе с его острогой, а я своей острогой ткнул солдата в спину и прижал его ещё сильнее к камню! Солдат стал кричать, но не словами, а он просто выл как дикий зверь, да вы, наверное, все это слышали. И вот он выл и выл и вырывался! Тогда я его ещё раз ударил, это уже по голове, а потом ещё раз замахнулся…
Но больше я ударить не успел, потому что дракон рванул его к себе и утащил под воду, и сам там же скрылся. Вот и всё. Больше я их не видел. Но я ещё постоял, подождал, но господин дракон больше не появлялся. Значит, господин солдат пришёлся ему по вкусу и, значит, мы теперь до самой зимы можем ни о чём не беспокоиться, смело ходить к реке и так же смело рыбачить на ней. И также чаши и подсвечник целые и нам ещё пригодятся не раз.
Бронзовые створы
Возможно, кто-то и не поверит тому, о чём я сейчас расскажу, но то, что было, то было, и не в наших силах его отменить. Но это я теперь так говорю, разумно и осмотрительно, а тогда я был молод и самонадеян, мне казалось, что я очень умён и проницателен, осторожен и храбр, ловок и скромен, когда это надо. И память у меня прекрасная, так думал я тогда, я же ведь помнил все свои расписки и счета, выписанные за последний месяц, и потому мог, не заглядывая в записи, безошибочно перечислить все товары, загруженные на моих верблюдов, а также сколько и кому за эти товары было мной уплачено, и за сколько я намерен их продать, сколько при этом можно будет выручить чистой прибыли, а сколько придётся отдать нужным людям, сколько украдут мои рабы, сколько испортится в дороге, и так далее. И, кроме этого, я никогда понапрасну не рисковал и ни за кого не ручался, меня нельзя было вовлечь в сомнительные предприятия, я никогда не брал в долг, но и никогда никому не ссужал под проценты. И, в силу всего этого, мои богатства постоянно приумножались. Так продолжалось двадцать лет. Меня уважали и даже побаивались…
