– Доброго, – сказал в ответ пан Змицер, но не прибавил, кому.
Цмок на это усмехнулся и сказал:
– Позволь, я к тебе присяду.
– С твоей ласки, – ответил пан Змицер.
– Га! – только и воскликнул Цмок и сел. Поднял руку, щёлкнул пальцами – и в корчме сразу стало тихо, все враз будто бы окаменели. Даже дыму стало меньше. И также сразу стало слышно, как на огне скворчит сало.
– Эй! – громко сказал Цмок. – Корчма! А ну дай и мне горелки!
Из толпы выскочил корчмарь и протянул ему келих. Цмок взял тот келих, дунул на него – и горелка загорелась.
– Добрая горелка! – сказал Цмок и начал её пить, горящую. И выпил всю. После перевернул келих вверх дном и ткнул его в столешницу. Келих так в неё и вбился, торчало только его донце. Пан Змицер хмыкнул. Но свой келих забивать не стал. Тогда Цмок его взял и забил. После усмехнулся и сказал:
– Слыхал я, пан Змицер, что ты до нас издалека приехал. Так ли это?
Пан Змицер помолчал, посмотрел по сторонам – а вокруг было полно народу, но теперь все стояли тихо – и сказал:
– Да, я из Глебска приехал.
– Для чего?
– Творить суд.
– А тут что, без тебя, его творить некому, что ли? – строго спросил Цмок.
– Получается, что некому, – ответил пан Змицер.
– А знаешь, кто я такой?
– Знаю. Ты Цмок. Хозяин Пущи.
– Нет, – сказал Цмок и усмехнулся. – Не Пущи, а всего Края. Не будь меня, и всех вас, панов и хлопов, судей, стрельцов, рек и озёр, болот – ничего и никого бы не было. Вы все мои. Всё здесь моё. А ты куда лезешь?! Одну ноздрю прикрою, второй дуну – и дух из тебя вон. Вот и весь суд!
Тут Цмок как ляснет кулаком об стол! Так, что вся корчма заколотилась! А пан Змицер на это только засмеялся – негромко, но очень насмешливо.
– Что, не веришь?! – рыкнул Цмок и аж глазами засверкал.
– Верю, верю, – ответил пан Змицер. – Да не вижу, чем здесь выхваляться. Потому что это не настоящая сила, а только обман и колдовство.
– А что тогда настоящая сила? – спросил Цмок.
– Это когда без колдовства, – сказал пан Змицер. – Когда только сам по себе. Вот так ты и со мной, сам по себе, померяйся. На саблях!
– У меня нет сабли, – сказал Цмок. – Зачем мне она? Надо мне кого убить – и так убью.
– Га! – сказал пан Змицер. – Колдовством! – и засмеялся.
Тут Цмока взяла злость, он аж почернел от злости. Говорит:
– Ладно, давай без колдовства. Но и без сабли! Давай просто на руках померимся. Кто перемерит, тот и победил.
– И что, – говорит пан Змицер, – кто победил, тот другого убьёт?
– Нет, – отвечает Цмок. – Меня убить нельзя. Я неубиваемый. А вот тебя убить легко. Но я не стану тебя убивать. У нас с тобой будет вот как: если я тебя перемерю, будешь у меня служить, как все эти служат, – и он показал на толпу.
– А если я перемерю, тогда что? – спросил пан Змицер.
– Тогда я тебя отсюда отпущу. Живым. Согласен?
Пан Змицер подумал и сказал:
– Согласен.
– Вот и добро! – засмеялся Цмок. Обернулся и позвал: – Корчма! А ну иди сюда! Прибери со стола!
Корчмарь через толпу протиснулся, сгрёб со стола всё лишнее, сверху рукавом протёр и говорит:
– Готово.
Пан Змицер и Цмок пододвинулись, сели один ровно напротив другого, локти на стол поставили, руками сцепились, изо всей силы, конечно, корчмарь проверил, чтобы было ровно, Цмок велел:
– Считай!
Корчмарь начал считать. И как досчитал до трёх, пан Змицер и Цмок стали мериться. Пан Змицер крепко упирался! Напружился изо всех сил! И также и Цмок напружился, стиснул зубы, давит, а все вокруг кричат:
– Цмок! Пуща! Пуща!
И опять все они начали скакать, визжать, орать, выть по-волчьи, брехать по-собачьи! Опять в корчме всё в дыму, не продыхнуть, пан Змицер тужится, сил больше нет, из-под ногтей кровь выступает, а Цмоку хоть бы хны, Цмок усмехается, скалится, у Цмока пот на лбу, глаза стали красные, веки дрожат и, как у змеи, дрыг-дрыг. И так же и руки дрожат. Пан Змицер чует – начал Цмок сдавать! Но и пан Змицер тоже. Ох, чует пан Змицер, сейчас сердце в груди порвётся, рука вся почернела, из-под ногтей кровь брызжет – и на стол. Уже весь стол в крови! А Цмок оскалился, хрипит. Вот как оно ему без колдовства, пан Змицер думает. И ещё думает: подохну, так подохну! И как рванёт, как навалился весь – и придавил Цмоков кулак к столешнице! И держит!
Тут все сразу замолчали. В корчме стало тихо-претихо. Цмок смотрит на пана Змицера и не моргает. Эх, думает пан Змицер, сейчас он меня заколдует. И спалит меня. Ну, и пусть палит! А я его переборол, все это видели!
И вдруг Цмок говорит:
– Что было, то было, пан Змицер. Сегодня твой верх.
И кулаком пошевелил. Пан Змицер отпустил его. Цмок сел ровно, говорит:
– Ну, что ж…
И замолчал. Пан Змицер думает: сейчас он меня убьёт. А Цмок на толпу оборотился. Все они тоже молчат. Он тогда опять поворотился к пану Змицеру и дальше говорит:
– Ну, что ж, как и было оговорено. Отпускаю я тебя. Живым. Иди!
Пан Змицер встал из-за стола и повернулся в ту сторону, где раньше была дверь. А там толпа стоит. Пан Змицер шагнул к толпе. Толпа стала понемногу расступаться. Расступилась – и пан Змицер видит – там стена. Нет там никакой двери. Пан Змицер усмехнулся, повернулся к Цмоку и сказал:
– Я так и думал. Опять колдовство.
Цмок руку поднял, щёлкнул пальцами…
И опять дверь в стене появилась! Цмок громко хмыкнул и прибавил:
– Иногда колдовство помогает. Иди, пан Змицер, до своих, я не держу тебя.
И пан Змицер пошёл. Подошёл, открыл дверь…
А там, в пуще, уже утро!
Пан Змицер вышел на крыльцо, закрыл за собой дверь и видит – стоит рядом с ним, на крыльце, его пахолок Янка – белый-белый – и говорит:
– Пане судья! Не гневайся. Не мог я к тебе войти. Дверь куда-то потерялась.
– А теперь нашлась, – сказал пан Змицер и пошёл с крыльца.
Янка кинулся вперёд него, забежал на конюшню, вывел коней, они посели в сёдла и поехали.
Пан Змицер ехал и молчал. Только иногда поправит шапку, хмыкнет и опять молчит. Или смотрел себе на руки: на свои ладони смотрит, смотрит, а после опять дальше едет. Янка тоже смотрит на них, видит – одна рука, правая, у пана чёрная, а вторая, левая, как и должно быть, белая. И ещё: чёрная рука в крови. Янке очень хочется спросить, что это с паном такое случилось, но он молчит, потому что знает – пан очень не любит, когда он у него о чём-нибудь спрашивает, пан тогда сразу говорит: «Кто из нас судья, ты или я?!». И вот Янка молчит, и они дальше едут. Птички в пуще чирикают, солнышко светит. А пан Змицер чёрный как туча, или как правая его рука – такой же. Да и, видит Янка, уже и левая у пана начала чернеть. Чернеет и чернеет, чернеет и чернеет! Пан на неё поглядывает, но молчит.
