– Кто бы ни победил, их путь – назад, в средневековье, туда, где костры и концлагеря! Душу человечества ни та, ни другая не спасут!
– Чаму?
– Не смогут, тётушка! Да если б они могли – кто же против? Но они только больного в гроб загонят – без правильного лечения оставят, вот и всё!
– И Хрыстос, выходить, не спасе?
– Не спасёт, тётушка! Не спасёт! Люди уже не дети, их не заставишь поверить в сказку.
– А какую идею загубили! Эх, попы… – Пепка стукнул кулаком об стол.
– Верят только самые доверчивые, добрые…
– С ограниченным интеллектом, шеф…
– Не надо так, Чесь… Беда в том, что многие бы хотели поверить, да разум, как говорится, не даёт. Религия – уже не панацея. И мир наш уже не тот. А самые большие преступники – это люди с выдающимся интеллектом, он у них сильнее эмоций, и уж эти-то отлично понимают, что «боженька» придуман людьми. Их не заставишь верить в карающего бога. Разве что притворятся…
– Или крыша поедет… Всякое, шеф, бывает… Правда?
– Матка Боска! Да что же тады рабить?
– А будьте, как ваш Антонович!..
– Как Константик.
– Побольше читать, не слушаться дураков и не поддаваться подлецам. Вот и всё!
– Вот и всё, шеф, правильно. А теперь – тушить спичку! Вперёд!
– Сядь, Чесь… Ещё одно дело! – «фиолетовый» словно бы привстал с лавки и сделал чуть заметный жест – как если бы захотел положить руку на плечо шофёра.
На столе перед Пепкой появился чистый лист бумаги. Правда, истрёпанный и желтоватый, словно провалявшийся много лет в какой-нибудь папке, забытой в старом шкафу.
– Составь-ка смету на установку столбов и проведение электричества к хутору Дубовца…
На видавшем виды листке возникал печатный текст, сами собой откуда-то брались печати, ставились подписи, сделанные разным почерком и разными чернилами.
«Фиолетовый» наклонился, всё внимательно прочитал.
– Так. Пометь тысяча девятьсот семьдесят третьим годом. Отправь в бухгалтерию в правление колхоза. Пусть лежит в каком-нибудь ящике, на самом дне. Надо будет – найдут… – И листок исчез.
– Вот так тётушка, теперь у вас будет свет.
В углу появился холодильник.
– И телевизор заменим. Поставим настоящий японский…
Старая женщина покачала головой, потом вдруг замерла, закрыв ладонью глаза, её лицо скривилось, словно от боли, губы стали дрожать, и она не смогла удержать хлынувших потоком слёз.
– Не трэба мне гэтага ничего, не трэба… Детка! Ён жа сам не дажыл… Чаму? Каму тяпер гэта усё? Навошта??
Сил не было видеть сморщенное горем лицо. Жора поскорей отвернулся и смотрел на двух иностранцев и в угол печки, где стоял телевизор, потом исчез и появился другой, такой же, только с вилкой в конце шнура, и шнур этот шмякнулся на пол с громким стуком… «Нет-нет… Непорядок, Чесь, здесь розетки быть не должно! – донеслось от печки. – Лучше в другое место…» И Жора увидел, что телевизора уже у печки нету, что он стоит в той, второй половине, в том самом углу, где и был поначалу… Жора встал, заморгал глазами и услышал, как шеф ещё что-то тихо выговаривает Пепке… А у стены рядом с ним… Не было сил смотреть на плачущую цыганку.
– Тётушка! – громко позвал «фиолетовый». – Перестаньте плакать, я вам сейчас скажу правду. Открою один секрет… Мы хотели, но не смогли спасти самого великого человека…
– Вашего Барда…
– Но Константика мы возьмём с собой.
– Правда? – цыганка вдруг подняла мокрое, осветившееся улыбкой лицо. Но улыбка вдруг сникла. – Нет, не верю!
– Но вы же истинно верующий человек. Вы верите в этот мир! В ваш живой и прекрасный, созданный великим творцом. Верите, что он вечен и в нём не умирает душа. Поверьте и в наш, существующий по иным законам…
– И Константику там будет хорошо – ему будет там, чем заняться, поверьте, тётушка! – закивал Пепка.
– Ты как всегда прав, Чесь! Да! Это сама судьба!
– И Барду, шеф, возможно, было бы не о чем петь в раю…
– Как и Мастеру… глупо было предлагать вечность. В ней оба чахнут…
– Чтобы создавать своё собственное, неповторимое, им нужна материнская плацента.
– Для творца, который создаёт вечное, вечность сама по себе и не так уж важна, шеф, – согласно кивнул Пепка. – А вот если исследуешь мир, везде найдётся, чем занять свой ум…
– И всегда, Чесь!
– Лишь бы не мешали.
– Ад или рай, тётушка, тоже созданы по своим законам, которые можно изучать.
– Правильно. И там ему не станут мешать, тётушка, уж поверьте! Такие головы нам нужны… А вы тут живите и радуйтесь за него, и не плачьте!
– У Константика всё будет хорошо.
– А нам, шеф, пора… тушить спичку. – Пепка вдруг вытянулся, по-клоунски отдал честь и рявкнул: – Спичку, вспыхнувшую, где не положено, следует потушить! И чем раньше, тем лучшей!..
– Разумеется, не забывай… если она не послужит лучом света в тёмном царстве.
– Ну… это когда ещё будет…
Наследник кивнул:
– Да. У них тут, как мы сейчас сказали, ожидается средневековье.
– Это ещё бабушка надвое сказала – то ли ожидается, то ли нет…
– Вот именно! – «фиолетовый» повернулся к Жоре. – Поэтому… нам осталось сделать подарок вам…
– И вам пора подарочек преподнести! А как же? Маленький сувенир на память… – ехидно залебезил Пепка.
На столе рядом с буханками хлеба появилась тонкая синяя книжечка в прозрачной полиэтиленовой обложке.
«Фиолетовый» сделал галантный жест рукой:
– Это вам…
– Спасибо.
Жора взял со стола «подарок», открыл и, опешив, уставился на свою фотографию. Фотография была цветной. Это был его собственный паспорт.
– Не понимаю… Я вроде не потерял…
– А вы и не потеряли. Внимательнее, внимательнее читайте!
Чего там было читать? Паспорт как паспорт… Наверное, заграничный… Выданный…
И тут у Жоры полезли глаза на лоб.
– Зачем? Ничего не понимаю…
– А вы подумайте! Лет через пятьдесят пригодится… ежели вашему миру повезёт…
– Мы ж сказали: его будущее, знаете ли, тоже… подвешено на волоске…
«Ежели повезёт – пригодится…» – отдалось у Жоры в мозгу, и кровь запульсировала в висках… Паспорт, выданный на его имя, в 2010 году, двадцать шестого июля. Год рождения – 1980… Выдан отделом внутренних дел Центрального района… города… Нет! Это было уж совсем странно! Даже более непонятно, чем ошибка в дате рождения. В городе этом он никогда не был и знал, что чёрт его туда не занесёт… Да он и не представлял толком, где находится этот город. Какое-то захолустье на Волге. И всё-таки, что-то ему это название говорило!
