Возможно, Мария рассчитывала, что, обнаженная, желанная, она своим видом сделает супруга податливее. Но граф оставался непреклонен:
– Корабль отчалит в Стокгольм на рассвете. Ты уплывешь на нем.
– Но почему, Магнус Габриэль?! – с мольбой протянула к нему руки немецкая аристократка.
На сей раз граф Делагарди не выдержал:
– Пойми, твоя ретирада будет не бегством, а лишь военной хитростью, вводящей неприятеля в заблуждение.
Графиня недоумевала. Ее супруг меж тем встал, подошел к небольшому окну и повелел Марии:
– Подойди сюда!
Граф показал в окно на еле заметные в полутьме валы и бастионы с пушками. Эти укрепления строил нидерландский инженер Роденбург. А всем было известно: никто в мире не строит крепостей лучше голландцев.
– Московский царь расшибет лоб об эту твердыню!
Мария Делагарди почувствовала в словах супруга уверенность в том, что так и будет. Однако даже это не убедило любящую женщину в отсутствии опасности.
– Милый, все горожане только и говорят о том, что город скоро падет. Я знаю, несколько лифляндских дворян даже убежали из Риги в нейтральное герцогство Курляндское. Ходят нелепые слухи, что даже ты собираешься отступать.
Обнаженный генерал-губернатор заразительно рассмеялся:
– Я обнаружил в себе еще одно достоинство, дорогая, – граф вплотную приблизился к Марии, делая вид, что хочет на ухо прошептать ей тайну, а в результате его руки начали вновь ласкать красавицу. – Я, оказывается, мастер распускать слухи. Обеспокоенный магистрат предоставил мне для обороны города необходимое продовольствие, после того, как я запугал всех мнимой угрозой отступления.
Хотя умелые ласки графа возбуждали в его супруге страсть, графиня не сдавалась и не прекращала разговор:
– Возлюбленный мой! Я знаю, ты никогда не сдашь город, ты останешься здесь и погибнешь вместе с малочисленным гарнизоном. Все говорят, что Ригу некому защищать.
Несмотря на то, что супруги вели серьезный разговор, граф не прекратил ласкать любимую женщину, причем ласки его становились все более смелыми и настойчивыми.
– Не заставляй меня терять голову во время важной беседы, – то ли рассердившись, то ли кокетничая, произнесла Мария.
И тогда генерал-фельдмаршал приоткрыл наконец завесу над военной тайной, которую он хранил, как зеницу ока.
– Я знаю, кто будет защищать город, – твердо сказал он. – Честное слово, тебе не надо ни о чем беспокоиться.
– О! – вырвалось у прекрасной немки, и было неясно, что заставило ее издать подобный возглас: радость, которую она ощутила, услышав подобные слова мужа, или же возбуждение от действий его умелых рук.
Графиня поняла, что больше ее муж и возлюбленный не скажет ничего даже ей. Но почувствовала и то, что ее супруг на самом деле уверен: он может отстоять Ригу. Этого было достаточно. Женщина позволила себе расслабиться, муж взял ее на руки, и через минуту слова в комнате сменили сладостные женские стоны…
После того как супруг вновь доставил ей наслаждение, обольстительная немка прошептала лестные для любого мужчины слова:
– Если ты и дальше будешь столь неутомим в своих наступлениях, милый, мне придется просить пардону.
А через секунду уроженка Пфальца еще более изумила мужа. Лежа перед ним, обнаженная и обольстительная, она буднично сказала:
– В мое отсутствие заведи себе любовницу.
Тут генерал-фельдмаршал утратил дар речи. А практичная немка продолжала:
– Длительное воздержание для молодого мужчины вредно и неприятно. Я расстроюсь, если, вернувшись в город, узнаю, что ты не последовал моему совету и стал не столь великолепен, как сейчас. Обещаю, что ревновать не стану.
И словно для того, чтобы муж не подумал ничего плохого, добавила:
– Женщины – другое дело. Жена должна хранить верность.
«Боже мой! – подумал ошеломленный граф. – Что за ангел мне достался! А я много лет этого не понимал».
Он склонился над Марией и шутливо сказал:
– Длительное воздержание вредно. Пора его прервать.
В ту ночь капитуляция не состоялась – супруги занимались любовью до рассвета, так и не сомкнув глаз. Поэтому первое, что сделала Мария после того, как корабль, увозивший ее в Швецию, отчалил от берега – несмотря на прекрасное летнее утро, отправилась спать. Каюта после спальни в замке показалась графине крошечной; пока служанка высокородной немки стелила постель, началась качка, но все это не помешало графине Делагарди проспать до ужина.
Глава IX. Измена
24 августа 1656 года в русском лагере под Ригой над шатром царя Алексея Михайловича развевалось алое знамя. На нем были изображены корона, скипетр и вышитая золотыми буквами надпись «Коронован с честью». Сам государь – в кольчуге и золоченом шлеме, высокий и широкоплечий – выглядел весьма внушительно. В присутствии своего лучшего воеводы, князя Якова Куденетовича Черкасского, и командующего русской армией генерала Авраама Лесли царь беседовал с воеводой Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным.
– Значит, ты не взял крепость Дюнамюнде? – государь не без труда выговорил название неведомого ему ранее укрепления.
Воевода в ответ низко поклонился и с печалью в голосе произнес:
– Государь! Когда я со стрельцами и полками иноземного строя подошел к крепости, то обнаружил, что оная полностью готова к осаде. Главное же – в устье Двины плавал 40-пушечный шведский корабль. Он не только мог свободно обстреливать пустырь перед крепостью, но и делал полностью бессмысленным штурм ее. Зачем было проливать много крови, если шведский флот уже контролирует устье Двины, и даже взяв крепость Дюнамюнде, мы не смогли бы перекрыть водный путь?
Добрый, но вспыльчивый государь на мгновенье озлился:
– Значит, опоздали?! Ты же сам, Афонька, сочинил весь план, как Ригу брать. Ты мне говорил, где левым берегом Двины к городу идти, где правым. Ты торопил: быстрее надо бы! Почто спешили?
Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин обиженно подумал про себя: «Я ли виноват, что датский король не решился помочь, не велел своим кораблям устье Двины перекрыть? А нашим стругам со шведским кораблем не совладеть. Флот свой России надобен».
Неожиданно в беседу вмешался старый генерал Лесли:
– Воевода советовал дельно.
Царь тут же повернулся к нему и стал внимательно слушать генерала. Он помнил, что Лесли явился на Русь полковником, еще когда сам Алексей Михайлович, что называется, пешком под стол ходил. На взгляд царя, Лесли служил России верой и правдой. Он олицетворял для государя всея Руси военное искусство Запада.
Сейчас пожилой шотландец пояснил:
– Надо было действовать быстро. Пусть мы не свалились, как снег на голову, на крепость Дюнамюнде, но государь – сады!
