Он не сразу понял, что этот юный кавалер у кресла жены и есть разыскиваемый мальчишка. Сначала к нему вернулся дар соображения, он опознал в юном щеголе сына, но еще довольно долгое время не мог пользоваться даром речи. Только какие-то скрипы и сипения выходили из его горла. Этим воспользовалась госпожа Аа-мес и быстрыми словами объяснила мужу, что конечно же вымыть и приодеть сына велела она.
С одной лишь только целью – помочь мужу в это переполненное заботами утро. Сам он наверняка забыл бы отдать такое приказание, и мальчику пришлось бы предстать перед таким высоким гостем в старом набедреннике и с грязными ногтями.
Князь Бакенсети сжал кулаки и сделал несколько тяжелых шагов в сторону супруги, отчего по комнате распространилось удивленное жужжание служанок. Владетель Мемфиса остановился и закрыл глаза, как бы загораживаясь от ненавистного зрелища.
– Иди за мною, Мериптах.
Мальчик бросил отчаянный взгляд в сторону матери, но она в этот момент смотрела на мужа. Спокойно и презрительно. Она не подала сыну никакого сигнала, но он все же остался на месте, подле ее кресла.
Бакенсети сделал еще несколько шагов вперед, протянул руку и сорвал с мальчика парик и следующим движением драгоценный нагрудник. Скрепляющие нити лопнули, и лазуритовые осколки полетели на пол. Но странным образом, лишившись украшений, мальчик сделался еще привлекательнее. Накладная красота лишь придавливала естественное обаяние, подсвеченное в этот момент героическим испугом. Князь не мог этого не заметить.
– Иди за мною, Мериптах! – приказал еще раз отец, и таким тоном, что не оставлял места ни для каких сомнений относительно того, следует ли это приказание выполнять.
Мериптах все же бросил еще один взгляд в сторону матушки и, если бы она дала ему отчетливый сигнал – не уходи, он бы нашел в себе мужество воспротивиться даже такому отцовскому тону. Сигнала он не получил и двинулся вслед за отцом, хрустнув подошвами по рассыпанным украшениям.
Оказавшись на отцовской половине, в обществе отца и Тнефахта, Мериптах с удивлением и каким-то даже ужасом вспоминал о том мгновении непонятного своеволия, что посетило его на половине матушки. Было ли это? Как будто перелетел из одного мира в другой.
Бакенсети тупо смотрел на сына круглыми глазами, находясь в состоянии оцепенения. Он так яростно притащил его сюда, но что с ним делать, кажется, не представлял совершенно. И был в ужасе от этого. Он только повторял раз за разом:
– Теперь я понял, теперь-то я все понял. – Бросил отчаянный взгляд на визиря. – Что нам делать?! Что нам делать, скажи!
Толстяк чуть развел пухлые кисти и вкрадчиво сказал:
– Что и было задумано, господин. От того, что его переодели, ничего не изменилось.
Бакенсети страшно скривился, закрыл глаза, как будто переживая неприятное известие. Ему нужно было принимать новое решение на месте уже принятого.
– Ты думаешь, это возможно теперь? Что она…
Толстяк однозначно кивнул:
– Но для чего?! Ведь ни в чем, никаких препятствий… И такое коварство! Впрочем… – Князь даже тихо помычал, преодолевая приступ невидимой муки. – Но тогда того, что мы предусмотрели, мало.
Визирь мрачно кивнул:
– Я понимаю, господин.
– Конечно, только в крайнем случае. В самом крайнем! – сипло выкрикнул Бакенсети и, повернувшись к мальчику, произнес: – Если бы ты знал, Мериптах, как я хочу ошибиться. Если б ты знал.
Тнефахт подошел к окну, выглянул и сказал:
– Ливийцы уже очистили площадь перед воротами. Надо готовить парадный выход.
Тут на Бакенсети напало что-то вроде приступа удушья, он стал расчесывать шею и откашливаться. Тнефахт жевал нижнюю губу и прислушивался к доносящимся в залу звукам.
– А кто это к нам приплыл на Ладье Вечности, сам Ра? – спросил вдруг Мериптах.
Князь и главный советник замерли, переглядываясь.
– Нет, сынок, это не Ра, это сам Апоп, – необычайно мягким голосом проговорил Бакенсети. – И теперь слушай меня внимательно.
14
Мериптах и учитель сидели на земле в маленьком дворике, похожем на колодец. Из дна колодца росли две чахлые дум-пальмы, дававшие редкую тень. Дворик этот был на территории дворца Тнефахта, специально построенного почти стена к стене с княжеским дворцом. Из этого укромного места было два выхода: один – подземный ход, ведущий неизвестно куда, закрытый грубой дерюгой; второй – тропинка, уходящая в сад Тнефахта мимо заброшенного амбара. По этой тропинке они сюда с учителем и доставлены были задыхающимся толстяком.
Это внезапное путешествие весьма впечатлило мальчика. Мериптах считал, что он досконально осведомлен об устройстве отцовского дома и окрестностей, но оказалось, что он знает намного меньше, чем думал и мог вообразить. Под землею меж дворцами князя и визиря, оказывается, расположен целый лабиринт подземных нор, прорытых еще, наверное, в незапамятные времена. Нет, не нор, а настоящих подземных улиц, с высокими потолками и светильниками на поворотах.
Они, понятно, необходимы для повседневного тайного сношения меж первым мужем страны и первым его слугой. Народу незачем глазеть, как главный советник правителя таскается от ворот к воротам, незачем возбуждать глупое любопытство и нелепые толки в городе.
Из покоев Бакенсети под землю, из-под земли в покои Тнефахта, оттуда в сад, по тропинке через него в глухой угол сада между стеной и заброшенным амбаром – таким был маршрут путешествия.
Выбраться из этого дворика, упираясь одной ногой в стену, другой в пальму, было бы нетрудно. Правда, после того, что мальчик услышал от отца перед перемещением в это укрытие, у него и малой мысли не могло возникнуть о шаловливом побеге.
Он сидел, прижавшись спиной к стене и обхватив руками колени, и думал о том, что только что услышал от отца. Ни заброшенный амбар, ни потеря такой дорогой игрушки, как собственный подземный ход, не волновали его.
Учитель был куда деятельнее. Он пристроил кожаный мешок со своим скарбом между стволами пальм. Заглянул в подземный ход, подняв рогожу, и ничего не увидел, кроме глухой темноты. Обследовал он и второй выход. Амбар показался ему странным, вообще-то в таких местах амбары не ставят или, по крайней мере, не отгораживают глухой стеной от остального двора. В общем, вел он себя как человек, старательно ищущий способ, как бы убраться из того места, в которое помещен.
Мериптах наблюдал за ним невольно, но не пытался понять, что он делает и чего хочет. Слишком ошеломляющим было сделанное ему отцом сообщение. К нему надо было как-то привыкнуть.
Наконец Ти утомился и тоже присел, вытирая рукою обильно потеющий лоб. Было очень жарко, солнце уже взгромоздилось почти на вершину неба и палило оттуда, пробивая насквозь неплотную пальмовую защиту над головами сидящих.
Через высокую стену перекатилась легкая, почти нереальная волна отдаленного барабанного громыхания. Процессия Апопа, надо понимать, вывернула из-за угла главного арсенала и теперь по парадной аллее Мемфиса двинется к княжескому дворцу. Учитель покосился на мальчика, поднял глаза на верхний край кирпичной стены, снова вытер пот.
