– Я пришел к тебе по своей воле. И не для того, чтобы убивать тебя или кого-то из твоих людей.
Аменемхет ответил не сразу. Он чувствовал, что этот серолицый человек, обладатель перстня, столь волнующего воображение, говорит правду, но эта правда ничего не объясняет.
– Мне, слуге Амона Сокровенного, приходится иметь дело с делами непростыми и запутанными, но, даже призвав на помощь все свои способности к соображению, я не в силах представить себе причину твоего появления здесь. Может, «царский брат» просто прибыл в гости?
Аменемхет не выносил такую плебейски шутливую манеру выражаться и страдал, что небывалая ситуация вынуждает его прятаться за этой дешевой ширмой.
Мегила был явно не расположен играть в словесные игры.
– Я здесь не как гость. Я прошу у тебя убежища.
Верховный жрец почувствовал, что леопардовая шкура начинает сползать у него по плечу, и ему пришлось сделать довольно резкое движение левой рукой к правому плечу, дабы перехватить ее. Делая его, он подумал, что это очень похоже на жест гостеприимства. Если бы Мегила понял его таким образом, то должен был бы глубоко кивнуть головою, но остался недвижим. Он явно не расположен был хвататься за камышину надежды. Значит, чувствует за собою неизвестную силу и прибыл сюда не как голый проситель, но как торговец с редким товаром. Его поведение явно подтверждало многочисленные, невразумительные и уважительные слухи о нем. Вездесущ, умен, жесток, щедр, непонятно, откуда взялся на свет, наверное, прямо из демонического чрева Авариса. Непонятно, куда скрывается, порой на годы, посланный демоническою же волей своего царства по непостижимым и явно отвратным надобностям. Надо ли будет удивляться, если он прямо сейчас растворится в воздухе. Хека утверждает, что нубийские маги, коих Мегила наведывал во время своего кружения по границам обитаемого мира, научили его этому.
– Ты просишь у меня убежища?
– Да, и готов заплатить за него.
– Золотом? Тем, что привез в своей лодке?
– Есть вещи дороже золота. И что оно стоило бы, золото, привезенное в этой лодке? Причаленное к твоей ладье, оно и так в твоей власти. Тебе стоит только приказать твоим людям.
Аменемхет приподнялся, как бы для того, чтобы глянуть через борт на хрупкий одноместный кораблик Мегилы. На таких из одной береговой деревни в другую перебираются младшие писцы, у которых нет лишнего дебена, чтобы нанять хотя бы одного гребца. Ночуют они прямо в лодке под плоским тростниковым навесом, покрывающим половину недлинного корпуса.
– Так что же там?
– Не там, а здесь, – спокойно сказал Мегила и указал пальцем, несущим на себе удивительный камень, в центр своего лба. – В моей голове все секреты Авариса, и чтобы их вместить, мала не только моя лодка, но и твоя ладья.
Верховный жрец Амона-Ра побледнел и медленно вернулся в свое кресло, раздувая ноздри, как будто ему не хватало воздуха. Потом позвал почти неизменившимся голосом Са-Ра и велел ему снять с рук «царского брата» бронзовые браслеты, раз они все равно бесполезны.
– Это не моя ладья, но Амона, бога Сокровенного и Неизъяснимого. Она может вместить все, что присвоил себе твой город, и многое сверх того.
Гость опустил веки в знак извинения, показывая этим знание хорошего фиванского обхождения. В отличие от более сдержанных жителей долины, экзальтированные насельники дельты в таких случаях прикладывают ладонь к глазам. Простые азиаты вообще не знают, что такое извинение. Высокопоставленные гиксосы признают свою неправоту лишь словами, лишнее доказательство их степной дикости.
– Как ты освободил руку?
– Это один из малых секретов. Если тебе угодно, я начну с него.
Мегила поднял руку:
– Тут под кожей скрываются сочленяющиеся суставы, дабы рука могла гнуться. При помощи особых упражнений можно научиться временно вынимать один сустав из другого и проникать тогда в очень узкие отверстия. Или уходить из таких вот захватов.
Аменемхет едва заметно кивнул, соглашаясь, что целенаправленным упражнением можно достигнуть многого.
– Мелкие твои секреты мы пока отложим. Объясни мне для начала главный – зачем ты здесь? От чьего гнева ты просишь убежища? Ты высоко стоишь в Аварисе, рядом с царем Апопом, что повсюду известно, и только его гнев может быть для тебя опасен.
– С тобой легко говорить. Бо́льшую часть того, что следует рассказывать, ты и без того знаешь. Да, царь Авариса зачислил меня в разряд своих врагов. Благодаря тому, что у меня есть свое ухо в каждом покое царского дома, благодаря тому, что у меня есть способность, сличая некоторые знаки жизни, заглядывать в будущие решения царя, я узнал, что обречен. Под чьим крылом я мог найти защиту от его гнева? Кто из прочих властителей Египта настолько силен и свободен, чтобы принять меня, зная о моей опале?
– Но, кроме князей египетских, есть властители и в иных землях, и тебе известны все проходы туда. Неужели царь хеттов или царь Вавилона не захотели бы открыть тебе объятия в обмен на секреты Авариса?
– Когда я расскажу тебе то, что собирался, ты увидишь, что укрыться в тех землях мне было еще труднее, чем во дворцах слабых египетских князей.
После молчаливого обдумывания Аменемхет сказал:
– Апоп враг Египта и мой враг, но я далек от того заблуждения, чтобы считать его безумным или неразумным человеком. У него должны были быть настоящие причины для того, чтобы объявить своим врагом такого полезного и умелого человека, как ты. Может ли быть тут простой наговор из-за чьей-нибудь мелкой зависти?
– У него были настоящие причины.
Полотняная крыша поднялась особенно высоко и широко обрушилась вниз, выгнав из кучи фруктов на подносе забравшуюся туда осу. Аменемхет проследил взглядом за ее воздушным барахтаньем и выжидающе посмотрел на гостя.
– Вашему святейшеству известны обыкновения нашего столичного двора?
Брезгливая гримаса на лице верховного жреца свидетельствовала, что каковы бы они ни были, эти обыкновения, он оставляет за собой право считать их отвратными. Гримаса эта ничуть не задела говорившего.
– Особые, очень старые, неуклонно исполняемые правила руководят всею многослойной и на первый взгляд запутанной административной жизнью царства. Ни одно назначение на какую-либо значительную должность невозможно в обход этих правил. Даже сама царская воля ими в известной степени связана. Они есть главное условие нашего общего могущества, но иногда они становятся причиной личного несчастья некоторых «царских друзей» и даже «царских братьев».
Аменемхет не подал виду, что после произнесения этих многочисленных слов картина для него не стала яснее. Он решил – пусть говорит дальше, может быть, смысл откроется сам.
– Далее я изложу тебе эти секретные правила, а пока лишь скажу, что я узнал, что Гист, начальник мемфисского гарнизона, собирается в Аварис, ибо он сумел как-то по-особенному угодить Апопу. Этому молодому офицеру намечено было не просто почетное место в чиновных верхах, ему намечено место мое. Я срочно отправился в Мемфис и убил Гиста. Но сделал это в спешке, отчего оказался под угрозой, что мое участие в этом деле откроется.
