– Если бы не было на свете Авариса, я бы хотел жить в Вавилоне. Сузы многолюдны, как муравейник, Сидон и Гебал – это немыслимые горы ценных товаров, дворец Миноса на Крите – чудо из чудес, Фивы слепят величием своих храмов, Ашшур – гнездилище несгибаемых воинов. Есть на свете города, целиком вырубленные в толще скал, есть города, сидящие, как чайка, на одном камне – Тир или рассеянные в бесконечных зарослях камыша, как Импур в низовьях Евфрата, но чудо из чудес – Вавилон. Войско его сейчас ничтожно, правитель едва-едва собирает подати с подвластных земель, каналы чистятся плохо, но все знают, что живот мира там.
– А сердце – Аварис?
– В отличие от вас, египтян, мы считаем, что ум человеческий располагается не в сердце, но в голове.
– Можешь не продолжать. Или, наоборот, можешь продолжать.
– Я понимаю тебя. К правителю Пунта наш человек приблизился сквозь летучий мир запахов. Тамошние порты – центр торговли благовониями по всему свету. Тамошние гавани просто окутаны облаками самых необыкновенных ароматов. На складах лежат сокровища, способные не только превращаться в серебро и золото, но и повелевать чувствами и воображением человека. Соединяя особым, проверенным способом запахи, можно сделать человека счастливым, а можно ввергнуть в бездну отчаяния. Приобретена была лавка благовоний, составлен и послан в дом тамошнего главы ткачей особый вид пропиточной жидкости. А надо сказать, что ткаческие сообщества необыкновенно влиятельны в тех краях, не менее княжеских родов. Глава ткачей оценил подарок очень быстро, ибо его ткань, пропитанная новым составом, продавалась втрое лучше прочих и втрое же дороже. Был отыскан и обласкан составитель нового запаха…
– Ты не назвал мне имя этого управителя запахами, ты не назвал мне имя зубного лекаря.
– В данном случае и произнесенные, и непроизнесенные имена равны между собою, ибо те, кто их носил, давно уже мертвы. Я рассказал тебе, каким образом Аварис овладевал сердцами существующих ныне царств. Теперь достигнутое положение лишь поддерживается. Каждый тайный посланник Авариса, «царский пастух», воспитывает при себе «пастушенка», передает ему свое положение и рычаг влияния, когда для этого подходит нужный момент. Причем выбирает момент не он сам, но Аварис, неусыпно следящий за всем окоемом мира, где пекут хлеб и варят пиво. В странах горных и лесных дикарей мы не имеем влияния на порядок управления, и это легко понять. Так же точно мы не управляем стадами полосатых лошадей к югу от нильских порогов и орлами в горах, что возвышаются над страной Наири. Крокодилы вод и чудища народных рассказов нам тоже не подвластны. Реку, по которой мы плывем сейчас, я знаю лучше, чем большинство жителей долины. Я поднимался выше великих порогов, бывал в землях, где лишь слышали о Египте и о Аварисе, был даже там, где эти имена никому не известны. Дикость тамошних народов близка к дикости животных, они не имеют царств и царей, у них нет даже и купцов, а подчиняются они только своим колдунам.
– Не встречался ли ты с этими колдунами?
– Не один раз, и даже с самым могущественным из них.
– Не нубийца ли Хеку ты подразумеваешь сейчас?
– Его.
– Так ли он могуществен, как о нем говорят?
– У него есть большая власть над веществами. Он может превращать человека в мертвеца и превращать в своего бессловесного слугу, вроде собаки. Я сам видел, как он заставлял пить больных изготовленный им бальзам и оставлял лежать без движения неделю, а потом давал выпить другой и человек начинал ходить и разговаривать. От его взгляда простые нубийцы, я видел сам, падают без памяти. Многие, я слышал, считают его воплощением бога Хеки, чье имя он носит. Я знаю, что это не так, но я знаю также и то, что он единственный из колдунов, а я много видел их на своем пути, который способен делать вещи выше моего понимания. Я раздумывал, как можно использовать его в наших широких планах, но понял – никак. Его нельзя изъять из места, где он живет.
– Он старик?
– Еще не так. Он уродлив, однорук и почти безумен. Думаю, именно в силу этого священного безумия ему и открываются тайны его древнего ремесла. Наука Авариса идет иными путями. Мы хотим, чтобы один раз кем-либо достигнутое потом стало достижимым для всякого посвященного. Хека же один в своем роде, и никому, даже самым преданным ученикам, он не способен передать суть своего умения. Кроме того – золото ему не нужно и не нужна власть, кроме той, что у него уже и так есть. Его ничем нельзя приманить и ничем нельзя испугать. Мы сочли, что надо оставить его там, где он произрос, и все его снадобья имеют силу только в его руках.
Аменемхет вытер вспотевшую шею куском белой ткани. И вернул разговор в прежнее русло.
– И что же, во все эти годы не случалось среди вашего нечистого племени предателей, не происходило случаев, подламывающих все изощренные планы?
– Бывало всякое, и будет такое, чего не упредвидишь. Для таких случаев есть я и такие, как я. Ты же помнишь, я говорил, что вернулся из страны эламитов, из Суз, где вразумил наследника престола, который не поддавался вразумлению своего сердечного, но слишком размягшего сердцем друга. Вот моя работа, хотя и не вся полностью. А предательство у нас невозможно, рыба не может предать воду.
– А что делаешь ты сейчас?
– Спасаюсь бегством от царского гнева, ибо преступил черту, которую преступать не может никто, как бы высоко он не стоял.
– Что ж это за черта такая?
– Я пока не скажу тебе, докончу начатое. Я рассказал не все, ибо говорил только об удачах, а сколько было неуспешных попыток. Ибо ядро каждого народа упруго, и душа любого правящего дома темный лабиринт. Надобно предвидеть, в каких пропорциях применить наступательную силу, в каких лукавое завлекание, что в сопротивляющемся духе преодолеть силою разумения, что явлением чуда. Главная добродетель – терпение. Любая ошибка – шаг на плаху. Более ста сорока лет осматривали, оценивали, окружали мировое стадо, разбивали его на отары. Теперь ты понимаешь, что правильное объяснение имени гиксосы – это не «царские пастухи», но «пастухи царств»?
Аменемхет снова вытер пот.
– Скоро стемнеет.
– Да, и поэтому невозможно сделать то, что я задумал.
– А что ты задумал?
– Возьми завтра большой папирус и писца, которому доверяешь, я назову тебе всех «пастухов», что ныне правят стадами. Все царства, все города, кто в какой должности, все имена и слово-знак, с которым к каждому можно приблизиться. А теперь я сойду в свою лодку и поплыву за тобой на веревке, чтобы ты был спокоен в своем сне.
Когда Мегила спустился в лодку и отчалил, растягивая канат, которым она была привязана к корме фиванской ладьи, в полотняную беседку, где происходила беседа, скользнул колдун, отодвинув культею край ткани. Приблизился к верховному жрецу даже ближе, чем предусматривали приличия, и быстро зашептал:
– Не верь, не верь, о величайший, ни одному его слову. Когда гиксос рассыпает перед тобой богатства, он уже видит, в какой они тебе пойдут вред. Когда гиксос откровенен, он более лжив, чем когда говорит прямую неправду. Верности гиксоса нет, потому что ему самому никогда не известна его цель. Даже когда он вспарывает себе живот, это может быть не ему, а тебе во вред!
