– А где это было снято, Розамунда? Если, конечно, позволительно задать вам такой вопрос, – сказал Эллиот.
Она ответила не сразу, как будто воспоминания причиняли ей боль.
– Дом направлялся в самое сердце Амазонки, – наконец сказала она. – Он планировал одиночное путешествие, но для его подготовки ему нужна была команда. Это было в деревне Кутуба, последнем населенном пункте на его пути.
– Я не знал, что это было одиночное путешествие.
Розамунда печально кивнула.
– Возможно, если бы с ним был кто-нибудь еще, нам хоть что-то было бы известно о его судьбе.
– Что вы ощущаете, глядя на это фото?
Пожилая женщина повернулась к Эллиоту так резко, что это удивило Эбби.
– Даже не надейтесь на то, что вам удастся взять эксклюзивное интервью у рыдающей безутешной невесты, мистер Холл.
– Я и не думал об этом, – быстро ответил он.
– Я проработала на Флит-стрит более пятидесяти лет. И мне известно, зачем вы здесь и чего хотите. Я, конечно же, имею в виду не бесплатное вино и общество привлекательных дам.
Она бросила взгляд на Эбби; эта ворчливая тирада была произнесена с добродушием человека старшего и более мудрого.
– Я знаю, как легко рассматривать все на свете просто как сюжет для репортажа, но не забывайте, что за каждым заголовком или фотографией скрываются жизни живых людей.
– Я не знал, что он был вашим женихом.
Розамунда кивнула:
– Да, был. Все это происходило невероятно давно, но сейчас, в этом зале, мне кажется, будто все было только вчера.
Она внимательно посмотрела на ярлык со стоимостью снимка.
– Ничего себе! – тихо произнесла она, как будто сумма испугала ее. – Полагаю, тиражи этих снимков ограничены.
– Да.
– Тогда, думаю, мне стоит подсуетиться и заказать себе один.
– В этом нет необходимости. Я позабочусь о том, чтобы вам прислали один экземпляр, – сказала Эбби, понимая, что Стивен одобрит такой жест.
– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулась Розамунда, заметно смягчившись.
– А как насчет вашего комментария? – спросил Эллиот, не желая упустить свой шанс.
– Думаю, эта фотография красноречиво говорит сама за себя, – сказала она, перед уходом снимая очки и пряча их в карман. – Она рассказывает о силе и бессилии любви.
Глава 6
Февраль 1961 года
– Это просто возмутительно! – воскликнула Розамунда, швыряя журнал на заваленный бумагами рабочий стол.
Хорошенькая девушка поправила очки в роговой оправе на своем несколько длинноватом носу и из другого конца комнаты бросила взгляд на обложку.
– «Капитал»? Я вообще не понимаю, почему ты читаешь эту дешевку. Этот рупор истеблишмента.
– Вот именно – истеблишмента! – сказала Розамунда. – Именно поэтому я его читаю, Сэм, читаю каждую неделю, с завидной регулярностью. А как еще мы можем узнать, о чем думает враг?
У нее за спиной кто-то фыркнул. Это был Брайан – высокий и худой молодой человек в «униформе» битника – джинсы-дудочки и мешковатый потрепанный джемпер серовато-желтого цвета.
– Враг? – насмешливо бросил он и, обведя циничным взглядом офис, убрал длинные волосы, упавшие на лоб. – Если это война, то, должен заметить, мы ее проигрываем.
Розамунда хотела было что-то возразить, но, подумав, решила, что он прав. Их Группа прямого действия, ГПД, обосновалась на Брюер-стрит, в лондонском районе Сохо, в маленькой комнатке на втором этаже, за дверью с облупившейся краской. В зависимости от настроения обстановку здесь можно было бы назвать интимной или угнетающей: четыре заваленных бумагами стола, единственное окошко с желтоватыми грязными стеклами и лампочка без абажура, болтавшаяся под потолком на частично оголенном проводе. Шкаф с картотекой нельзя было открыть, потому что весь пол был заставлен стопками книг и газет, коробками с плакатами и листовками с протестами, описанием выгод перемен или призывами к сбору средств для тех или иных целей. Но еще больше угнетало то, что любые претензии ГПД на респектабельность и профессионализм оказывались несостоятельными из-за того, что парадный вход офиса им приходилось делить с уличными «моделями», которые расположились на первом этаже.
Брайан вывесил на лестничной клетке плакат, гласивший, что ГПД поддерживает «работников эротических услуг», а молчание девушек воспринял как ироничное подтверждение его теории насчет того, что «всех нас в итоге имеют – в том или ином смысле».
– И что же, Роз, заставило твою кровь вскипеть на этот раз? – спросила Сэм, протянув руку за журналом.
Ее подчеркнуто высокопарная речь выдавала в ней воспитанницу Челтнемского женского колледжа, но при этом она была искренне преданна делу, за что бы их группа ни сражалась, преданна настолько, что оплачивала аренду этого помещения из наследства, полученного по достижении совершеннолетия.
– Авторская статья на пятнадцатой странице, – ответила Розамунда. – Под заголовком «Конец здравого смысла».
– О чем там написано? – спросил Брайан.
– О, ничего нового. Очередная снисходительно-высокомерная болтовня про то, что расовый вопрос можно решить, выслав всех иммигрантов на их родину.
Брайан прищелкнул языком:
– Чушь, типичная для всех правых! Почему никто из них не видит, что империя умерла вместе с королевой Викторией?
– Вот именно! – воскликнула Роз – это была ее излюбленная тема. – А этот тип имеет смелость утверждать, что индусам лучше у них дома. Но почему бы не позволить им самим решать, что для них лучше? Если они хотят в поисках лучшей судьбы приехать в Соединенное королевство, кто мы такие, чтобы отказывать им в достойных условиях жизни?
– Согласна, согласна, – сказала Сэм.
– Кто написал эту статью? – спросил Брайан.
Сэм поправила очки на носу.
– Доминик Блейк, – сообщила она, пробежав текст до конца.
– Ничего о нем не слыхал.
– Очевидно, это их редактор.
– Издает журнал, имея взгляды привилегированного буржуа, – кисло заметил Брайан.
– Что ж, кем бы он ни был, мы не должны спускать ему этого, – решительно заявила Сэм. – Давайте немедленно им напишем!
– Можно подумать, что они напечатают наше послание.
– Ты права, – сказала Роз, забирая у Сэм номер журнала. – Мы ведь Группа прямого действия. Так и давайте действовать прямо.
– Каким это образом?
– А таким. Пойдем в офис этого «Капитала» в… – она быстро посмотрела на адрес редакции, – в Холборне, пристыдим их и заставим отказаться от своих слов.
Брайан горько усмехнулся:
