– Я обожаю, когда Доминик начинает рассказывать свои истории, – сказала Михаэла. – Когда он был здесь в прошлый раз, он говорил о пропавших яйцах Фаберже.
– На самом же деле Доминик просто хочет освободить там угнетаемых крестьян, верно? – подмигнув ему, сказал Зандер.
– Что, правда, старик? – нахмурившись, спросил Невилл. – Ты теперь решил податься в умеренные либералы, так получается?
– Вообще-то Зандер прав, – вмешалась в разговор Роз. – Дом считает, что в тех краях индейцев нещадно эксплуатировали и их следует оставить в покое. Ведь так?
Доминик скривился.
– Ну, в каком-то смысле…
– Ты был абсолютно прав, когда говорил, что они мало что соображают в вопросах международной торговли – точнее, крупномасштабной торговли любого рода, – и существует опасность, что их ресурсами воспользуются другие, – продолжала Роз.
– А вы считаете, что это плохо? – спросил Невилл, сидевший напротив нее.
Чуть раньше она узнала, что семья Невилла в свое время сколотила целое состояние на импорте сахара и нефти. Однако через пятнадцать лет после окончания войны они практически все потеряли из-за перекраивания границ, столкновения разных интересов на Ближнем Востоке, а самое главное, потому, что во многих странах решили, что выгоднее самим торговать своим сахаром и нефтью.
– А что насчет британских компаний вроде «Моран Тимбер», которые работают на Амазонке? Вы считаете, что мы должны заставить их оттуда уйти?
– Роз этого не утверждала, – быстро сказал Доминик.
Но Невилла такой ответ не устроил.
– Принципы – вещь хорошая, но только не в отношении британской торговли. Нам и так приходится предостаточно сражаться на этом фронте за границей.
– Но эти ресурсы принадлежат народам Бразилии и Перу, – заметила Роз, пригубив вино.
– Ничего подобного! – насмешливо возразил Невилл. – Они были выкуплены западными компаниями, которые, кстати говоря, обеспечивают работой местных жителей.
В поисках поддержки Роз и Невилл одновременно повернулись к Доминику.
– А ты что думаешь по этому поводу, Домми? – спросила Клара, взявшая на себя роль провокатора.
Доминик дипломатично пожал плечами:
– Я считаю, что местное население должно извлекать выгоду из собственных земель, собирая выращенный урожай, однако предоставить им самоуправление сейчас – это, по-моему, кратчайший путь к развитию коррупции, и не думаю, что этим мы окажем им добрую услугу. Мы в таком случае скорее отдадим их на растерзание акулам капитализма. А они к этому не готовы. Пока что.
Невилл одобрительно хмыкнул, а Клара, медленно водя пальцем по краю бокала, подалась вперед:
– А как вы считаете, Розамунда, все-таки капитализм или коммунизм?
Роз, бросив на нее взгляд, поняла, что ее внезапный интерес к политическим вопросам чисто показной.
– Я считаю, что единственный разумный выбор – это социализм, – с вызовом заявила она.
За столом повисло молчание.
– Социализм? – наконец переспросил Зандер таким тоном, как будто обращался к ребенку. – Дорогая моя, но не так давно закончилась война, которую вели против него.
– Нацисты были социалистами только по названию. А мы сражались против тоталитаризма. Гитлер был диктатором. Все отдаваемые им приказы – даже если это были невероятно жуткие вещи – исполнялись, иначе людей просто ставили к стенке. А армия союзников билась за противоположность этого – самоопределение. Коротко и ясно.
– А может быть, ваше «самоопределение» – это всего лишь пристойное перефразирование лозунга «раздать все рабочим»? – с ухмылкой спросил Зандер.
– Вовсе нет, – сказала Розамунда. – Самоопределение – это демократия, возможность выбирать, по какому пути пойдет страна. Что в этом плохого?
– Так вы предлагаете позволить кучке ленивых и безграмотных перуанских крестьян управлять собственной страной? – Невилл рассмеялся. – Они никогда не станут развитой нацией, независимо от того, насколько богаты их земли природными ресурсами.
– Мне кажется, Розамунда хотела сказать… – начал было Доминик, но она оборвала его, сердито мотнув головой.
– Я вполне способна выразить свою мысль, – заявила она.
– Ну да, это мы уже заметили, – сказала Клара, закатывая глаза.
– А почему бы и нет? – огрызнулась Розамунда. – Если я в состоянии сформировать свое собственное мнение, то только потому, что являюсь продуктом либеральной школьной системы в этой стране, которая предусматривает, что каждый ребенок имеет право на образование, независимо от своего пола и происхождения.
– Слава тебе, Господи, наконец-то в разговоре затронули вопрос пола! – улыбнулась Клара.
– Почему нет? А вы сами не рады тому, что имеете возможность голосовать, Клара?
– Но я уж точно не думаю, что в этой связи мы должны демонстративно сжечь свои лифчики.
– О, а это, по-моему, как раз не такая уж плохая идея! – вставил Зандер, и слова его утонули во всеобщем смехе.
– Заткнись, Зандер! – практически одновременно воскликнули Клара и Доминик.
– Ладно, все, довольно! – сказал Джонатон, вставая. – Больше ни слова о политике, прошу вас. Предлагаю вновь перейти в гостиную и еще выпить, а?
– Мне нужно идти, – сквозь зубы процедила Роз, принимая от официанта чашечку кофе.
– Не глупи.
– Я хочу уйти, – уже более резко сказала она.
Пока Доминик ходил извиняться за них, она попросила прислугу принести ей пальто. Роз с искренней теплотой попрощалась с Джонатоном, который ей понравился, но остальных, похоже, ее уход нисколько не огорчил. Выйдя на улицу, они с Домиником какое-то время молча стояли на тротуаре.
– Возвращайся, если хочешь, – сказала она, раздумывая, насколько далеко отсюда до ближайшего метро.
Доминик продолжал молчать, но она не собиралась позволить ему заставить ее почувствовать себя виноватой.
– Ладно, а по-твоему, все прошло хорошо? – спросила она, в нерешительности остановившись перед его автомобилем, потому что не была уверена, что он предложит ее подвезти.
Он тяжело вздохнул:
– Нет, я бы не назвал это блестящим успехом, на который я рассчитывал.
– Все прошло бы лучше, если бы твои тупые друзья не придерживались невежественных и реакционных взглядов своих родителей, – заявила Роз.
– Не нужно винить в этом моих друзей, – с неожиданным раздражением отозвался Доминик. – И уж тем более – их родителей.
Розамунда обиделась.
– Это был всего лишь званый обед, Роз. И не было никакой необходимости проявлять враждебность, насмехаться над моими друзьями и обзывать их тупыми.
