– И – что, Эбби?
«И потому что он любит меня», – мысленно закончила фразу Эбби.
Джонатон сунул руку в карман пиджака. Она решила, что он вытащит пистолет, но Сомс всего лишь протянул ей бумажный носовой платок.
– Я пришел к вам, потому что ради одного человека обязан рассказать всю правду.
– Правду? – переспросила она, вытирая заплаканные глаза.
– Вы хоть понимаете, что создали массу проблем?
– Я думала, что вы здесь как раз поэтому, – робко произнесла она.
– За Ника не переживайте, – сказал Джонатон. – С ним все будет в порядке.
– Вы обещаете? – с надеждой и отчаянием в голосе воскликнула она.
– Серьезных неприятностей у него не будет. Думаю, они просто хотят его немного попугать.
Она не стала спрашивать, кто такие они, – вряд ли Джонатон Сомс ответил бы ей на этот вопрос, – но поверила ему.
– Как утверждает моя экономка, вчера ко мне наведалась Роз.
– Неужели? – удивилась Эбби, хотя могла бы догадаться, что Роз не станет прислушиваться к ее совету не вступать с Сомсом в конфронтацию.
– К счастью, в то время я находился в Оксфордшире. В противном случае, думаю, она бы меня задушила.
Он поднял голову и посмотрел Эбби в глаза.
– Так вы полагаете, что это я убил Доминика? – тихо спросил он; его дребезжащий старческий голос был полон печали.
– Не своими руками, конечно, – ответила Эбби. Она старалась сохранить спокойствие, но это ей плохо удавалось, и от этого и ее голос дрожал. – Но я думаю, что вы продали его. Что намекнули о его роли своим друзьям, русским. И рассказали им, что Доминик отправляется в экспедицию на Амазонку, и куда именно. Вам были известны все детали: где его искать, как долго он там будет…
– Я этого не делал, – категорично заявил Сомс.
Он тяжело, как старая птица на телеграфный провод, опустился на край дивана. Когда он поднял голову, она увидела, что в его глазах блеснули слезы.
– С чего же начать? – пробормотал он.
– С самого начала, – уже более мягко сказала Эбби.
– Все это было ужасно давно. Словно в другой жизни.
Джонатон задумчиво потер подбородок, как будто размышлял над тем, что сказать дальше.
– Доминик был моим другом. Моим лучшим другом. Конечно, теперь вам известно, что он работал на секретные службы, но вы не задумывались над тем, каким образом его завербовали?
– Возможно, просто кто-то похлопал его по плечу в университете, – сказала Эбби, чьи познания в области международного шпионажа были весьма скромны.
– Это я завербовал его, – заявил Джонатон, пожалуй, даже с гордостью. – Доминик был звездой своего выпуска в Тринити-колледже. Умный, обаятельный, повидавший мир. Когда мы познакомились с ним, я был аспирантом и уже сотрудничал со спецслужбами.
Эбби заметила, что его лицо оживилось, когда он вспоминал дни своей молодости.
– Я оценил его потенциал сразу же, как только встретился с ним в баре колледжа. И понял, что мы должны завербовать его, прежде чем это сделают русские. Доминик присоединился к нам с готовностью – мир разведки идеально подходил ему, и он не стал ломать планы, которые у нас были на него.
– И что это были за планы?
– Мы сами хотели, чтобы его завербовали русские. Доминик Блейк – двойной агент. Вы же знаете, как он любил опасности и приключения, так что со своей ролью он справлялся блестяще. То подружка, проникшаяся коммунистическими идеями, то полемика левого толка в студенческой газете. И КГБ вскоре клюнул на это.
– Но я думала, что «Капитал» был скорее правым журналом.
– Это произошло позже. Идеальное прикрытие, подтверждение его лояльности по отношению к русским и в то же время двойной блеф.
– Я знаю, что его куратором была Виктория Харборд.
– Очень умная женщина, – кивнув, сказал Джонатон.
– Она думала, что вы переметнулись к русским и что это вы предали Доминика.
Сомс улыбнулся и покачал головой.
– В те времена никто никому не верил, – усмехнулся он. – Тем более после скандала с «кембриджскими шпионами»
[63] на то были серьезные причины. Тогда у меня уже были прочные позиции в Уайтхолле, и русские действительно несколько раз пытались склонить меня к сотрудничеству с ними. Две попытки через гетеросексуальную связь, одна – через гомосексуальную.
Он заметил, что Эбби смутилась, и снова улыбнулся.
– Это стандартная уловка. Подсунуть тебе кого-то, кто должен тебя соблазнить, а затем использовать этот факт для шантажа. Но дело в том, что в сексуальном плане я никогда не отличался особой пылкостью. Это может подтвердить моя жена Михаэла.
– Значит, вы не сообщали русским, что Доминик – двойной агент?
– Я бы никогда этого не сделал. Я любил его, как брата, – с чувством произнес Сомс.
Но потом его тон стал деловым, соответствующим статусу государственного мужа.
– У русских возникали сомнения в отношении Доминика. Мы никогда точно не знали, что им о нем известно, допускали ли они, что он двойной агент. К тому же существовала угроза гораздо серьезнее.
Эбби нахмурилась. Джонатон вдруг закашлялся, и Эбби сходила в кухню, чтобы принести ему стакан воды.
– Вы что-нибудь слышали об «отставании по ракетам»? – спросил он, глотнув воды из стакана, который она ему подала.
Она отрицательно помотала головой.
– Стратегия холодной войны строилась на предположении, что обе стороны в состоянии стереть противника с лица земли. К концу пятидесятых американцы считали, что отстают в этом плане от Советов, которые демонстрировали свою мощь в области космических технологий, и Кеннеди, придя в Белый дом, пообещал изменить эту ситуацию. Однако американцы переоценивали возможности русских.
Он перевел дыхание и продолжил:
– Доминик поддерживал дружеские отношения с офицером русской разведки Евгением Зарковым, который знал, что Доминик работает на КГБ, и поэтому поделился с ним сверхсекретной информацией, рассказав об истинном положении дел в советских Вооруженных силах, а также сообщил, что, по его оценкам, Советы существенно отстают в военной сфере от американцев. Эти сведения поставили жизнь Заркова и Доминика под угрозу.
– Но почему? – спросила Эбби. – От кого эта угроза исходила?
Джонатон ответил не сразу.
– В Америке были люди, заинтересованные в разжигании гонки вооружений, – наконец сказал он; казалось, что при этом с плеч его свалилось тяжкое бремя. – Промышленники, производители оружия, финансисты… За несколько недель до исчезновения Доминика я получил информацию, что тело Заркова обнаружили в Москве. Я очень хорошо помню тот день. Доминик и Роз как раз устраивали вечеринку по поводу своей помолвки. По официальной версии Зарков умер от сердечного приступа, но ему ведь было всего тридцать пять. И тогда я понял, что Доминик тоже в опасности.
