– Поедем домой? – спросил Юра глухим, чужим голосом.
Я кивнула.
– А ты знаешь, что Вася родился в рубашке? – спросила я, когда мы отъехали от вокзала.
– Как это?
– Что он везунчик?
– Почему?
– У него была травма, несовместимая с жизнью, – так сказал хирург, который его оперировал. Но он выжил, буквально выкарабкался с того света.
– Он очень любит жизнь. – Помолчав, Юра продолжил: – Вася не все рассказал о своей матери. Она всю жизнь работала, чтобы оплатить Васину учебу. Когда Вася окончил школу, она даже дом свой продала и купила халупку. Сестра матери завещала свою квартиру Васе, а квартира у нее была хорошая, во Львове. Ее продали, и Вася купил себе жилье здесь, рядом со мной. Знаешь, там, на Западной Украине люди очень дружные и ценят родственные отношения. Васю учили все родственники, помогали, кто чем мог. Теперь ты понимаешь, что он чувствует? Что он скажет, приехав в село? Что не оправдал их надежд?
– Пройдет время, он успокоится, все хорошо обдумает и найдет себе работу по специальности. Не везде же эти Наумы?
– Не знаю, – задумчиво произнес Юра. – Не знаю, но то, что их полно – это факт.
– Можно ведь работать не только следователем? Так ведь?
– Можно, – рассеянно ответил Юра.
Я замолчала, поняв, что мыслями он витает где-то далеко.
Юра остановил машину у моего подъезда.
– Как там твоя мама? – спросил он.
– Я сильно испугалась, когда она потеряла сознание и упала, – призналась я.
– Что говорит профессор?
– Говорит, что надо дождаться операции.
– Сколько еще осталось ждать?
– Двадцать дней.
– А нельзя договориться, чтобы сделали раньше?
– Нет. Операция плановая, и сейчас ей надо проколоть препараты, пропить таблетки, а через десять дней пройти повторное обследование.
– Я дам деньги на операцию, – сказал Юра.
– Спасибо. Операцию у нас есть чем оплатить, – сказала я. – Лучше потом… потом поможешь… если тебя не затруднит.
– О чем ты говоришь, Павлинка? Как это – затруднит? Ты – моя будущая жена, и моя святая обязанность обеспечивать тебя и Алевтину Викторовну.
– Из папиного кармана?
– У меня мировой отец! Вот приедет на свадьбу – сама убедишься!
– Хорошо, – согласилась я и напомнила: – Ты не забыл, куда я завтра иду?
– Конечно нет. В десять утра?
– В десять утра.
– Ты не передумала?
– Нет! – твердо ответила я.
– Пожалуйста, будь осторожна и не лезь на рожон, – попросил Юра и, вздохнув, сказал: – Сам не понимаю, зачем я тебе это разрешаю?
– Все будет хорошо, вот увидишь! Ну я пойду? Мне уже пора.
Юра, как всегда, на прощанье скорчил смешную рожицу.
– Лисенок, люблю тебя!
– И я тебя! – ответила я и, выпорхнув из салона автомобиля, послала ему воздушный поцелуй.
Ловушка
– Степан Иванович, я вас покидаю, но ненадолго. Надеюсь, вы без меня справитесь. Обед на плите, таблетки на тумбочке, а укольчики я уже все сделала, – говорила я соседу, собираясь к фотографу.
– Все будет, как вы сейчас любите говорить, о’кей! Можешь не сомневаться, Павлина Андреевна! – прокричал мне сосед из спальни.
Я заглянула в спальню.
– Ну, до Андреевны мне еще дорасти надо.
– Ничего, дорастешь. Вот закончишь учиться, будешь работать доктором, и сразу все станут называть тебя уважительно – Павлина Андреевна.
– Ага, – засмеялась я. – Павлина Андреевна, у меня здесь болит, а здесь колет, а сюда стреляет. Так будет?
– Совершенно верно! Профессия врача обязывает быть внимательной и, что самое главное, чуткой и сострадательной, – серьезно начал Степан Иванович, а я подумала, что если стану выслушивать его нравоучения, то точно опоздаю к фотографу и весь наш план сорвется.
– Этому нас учат в институте. Не волнуйтесь, буду чутким и внимательным врачом. Мне пора! Пока, мама. Не скучайте!
– Постараемся, – сказала мама.
Я уже собралась надеть босоножки, когда вспомнила о паспорте. Надо было его взять, чтобы не вызвать у Андрея Андреевича никаких подозрений. Открывая ящик своего рабочего стола, я вспомнила, что возвращаться – плохая примета. Мой паспорт лежал под ежедневником. Я взяла его и положила в сумочку.
Я шла по улице, чувствуя себя победительницей. Сегодня возьмут этого извращенца, а значит, я хотя бы косвенно отомщу своему отчиму за украденное детство. Подстегиваемая желанием совершить возмездие, я пошла быстрее и вскоре уже решительно входила в знакомое мне полуподвальное помещение.
«Наверное, я сделала ошибку, – мелькнула у меня в голове мысль. – Надо было на всякий случай дать Юре адрес этого фотоателье». Но я уже подходила к комнате, где велись съемки, стараясь не стучать каблучками. Остановившись перед дверью, я прислушалась. Мне показалось, что из-за двери доносится чье-то тихое всхлипывание.
– Вот видишь, ничего страшного нет, – услышала я знакомый голос лохматой девушки. – А ты ревешь, как голодная корова на лугу.
– Деньги, девочка моя, просто так тебе никто не даст! – раздался голос Андрея Андреевича. – Ты думаешь, мне деньги дают ни за что? И мне не надо ничего делать?
– Я не хочу! – услышала я детский голос, полный отчаяния.
– Тебе денежки нужны, а? – спросила «лохматая голова».
– Да-а-а, – протянул детский голосок сквозь всхлипывания.
– Почему же ты тогда не хочешь работать? – прогремел совсем неласковый голос Андрея Андреевича.
– Мне больно! – пропищал голосок.
Я не знала, что мне делать, и тихонько вернулась к двери кабинета фотографа и громко постучала.
– Андрей Андреевич! – окликнула я.
Соседняя дверь отворилась, и оттуда вышел фотограф с каким-то платьем в руках.
– А! Павлина! Здравствуйте, здравствуйте! – расплылся он в слащавой улыбке. – А я уже вас заждался!
Он открыл кабинет и сказал:
– Прошу вас! Сегодня я приготовил для вас очаровательный образ! Ваши волосы будут смотреться великолепно на фоне этого золотистого платья. Я задумал сделать фото в осенних тонах. Знаете, я очень долго думал, какое название дать своей, как я считаю, гениальной, работе. И решил после долгих мучительных раздумий бессонными ночами, что идеально подойдет название «Осень». Не та осень, когда все увядает и теряет свою изначальную красоту, а осень золотая, играющая всеми красками, начиная со светло-желтой…
