Между тем Янг, мечтавший только о материальных благах, продолжал рыться по всей кладовой с ворчанием и проклятиями.
– Ну, теперь нечего больше искать, – произнес он с разочарованным видом, – этот старый король решительно был идиот или помешанный. Взгляните сюда: ведь это даже не наконечник стрелы, а просто осколок зеленого стекла! Мне кажется, он отскочил от разбитого дна портерной бутылки. Нечего сказать, хорош клад! И стоило придумывать столько предосторожностей, чтобы скрыть к нему дорогу! Вероятно, ваш король долго сидел и раздумывал, чем бы это ему получше доказать, что у него самая дурацкая башка мире. Уж точно отменный дурак, формальный идиот! Пойдемте-ка отсюда, нечего нам тут делать. И какая жалость: ведь всего в нескольких шагах от нас лежат слитки золота, наваленные друг на друга, точно поленья дров, а мы не в силах достать их! Право, тут можно лопнуть с досады. Ну, зачем мы так опростоволосились, захлопнув за собой опускную дверь? Нам следовало оставить свободной эту лазейку. Впрочем, что за беда, профессор, ведь и теперь можно попытаться. У нас с собой ружья. Попробуем проникнуть туда. Черные дьяволы едва ли помешают нам, да и во всяком случае стоит попытаться: не уходить же отсюда с пустыми руками!
Слушая товарища, я внимательно рассматривал предмет, возбуждавший его бурное негодование, и вместо ответа спросил:
– А что, много таких кусочков стекла от портерной бутылки в том кувшине?
– Он полон ими до краев, – отвечал грузовой агент с презрительной миной.
– Ну, а другой, рядом с ним?
– Также битком набит этим мусором. Все кувшины по эту сторону комнаты наполнены стеклянными осколками, – прибавил он, торопливо опуская руку в каждый сосуд поочередно.
В кладовой опять поднялось густое облако пыли и мы принялись чихать до слез.
– Черт возьми, какая гадость! Уйдемте поскорей, профессор, постараемся лучше добыть золотые слитки.
– Подождите, надо прежде осмотреть золотые сосуды, – отвечал я, переходя на последнюю сторону комнаты, еще не осмотренную нами.
– К чему это? – сердито возразил Янг.
Но он все-таки запустил руку в золотую вазу и вынул оттуда маленький черный шарик.
– Вот еще гадость: какие-то катышки из сапожного вара. Ну, нечего сказать, хорош царский клад!
Я принялся с любопытством осматривать шарик, поданный мне Янгом, и наконец вздумал разрезать его перочинным ножом. Под наружной оболочкой, напоминавшей гуттаперчу, я нашел слой ваты, а под ним какое-то твердое тело величиной с обыкновенный орех. Пока я занимался шариком, Янг осмотрел содержимое других сосудов, которые сами по себе представляли большую редкость: они были сделаны из кованого золота и покрыты оригинальными украшениями.
– Ничего здесь нет путного, – промолвил грузовой агент, – только разве саму посуду можно продать в лом, а насыпаны в ней все одни катышки из сапожного вара. Ведь нашли же что прятать: осколки портерных бутылок да эти шарики. Удивляюсь, на что понадобился сапожный вар людям, которые не знают даже, что такое настоящая обувь? Говорю вам, профессор, плюнем на все это и пойдем за слитками золота. Если мы их не добудем, то незачем было и гоняться за здешним кладом. Конечно, и в этой комнате есть кое-что ценное: золотые кувшины, ящички и золотой самострел, которым вы так восхищаетесь, но много ли это составит, когда нам придется делить добычу на четверых человек, не считая четвероногого участника экспедиции? Да мне кажется, что даже осел отвернул бы свою морду от всего этого хлама, если бы знал, сколько настоящих сокровищ прозевали мы здесь. Нет, уж как хотите, нам нельзя уйти отсюда, не вознаградив себя за все свои труды, увечья и раны; а если нам это не удастся, то, право, игра не стоила свеч!
Пока Янг выражал таким образом свою досаду, я подал ему маленький предмета, извлеченный мной из разрезанного черного шарика:
– Прежде чем говорить, что игра не стоила свеч, взгляните вот на это, – произнес я.
Грузовой агент небрежно протянул руку, но когда я положил ему на ладонь матово-белый шарик величиной с орех, он чуть не подпрыгнул от неожиданности:
– Послушайте, откуда это! По-моему… по-моему, профессор, это похоже на жемчужину, а если это в самом деле жемчужина, то, клянусь честью, я никогда не видал такой крупной! А как вы сами считаете, это в самом деле жемчуг?
– Без всякого сомнения, – ответил я. – И в каждом из этих черных катышков, насыпанных в золотые сосуды, скрыта крупная жемчужина. Что же касается зеленых прозрачных камешков, которые вы приняли за осколки зеленого стекла, то это нечто иное, как изумруды необыкновенно чистой воды; могу вас уверить, что самый мелкий из них стоит такую кучу долларов, что вы не унесете их за раз. Но все эти изумруды и жемчуга не стоят и одного из найденных мной манускриптов, – и тут Янг скептически фыркнул, – хотя, конечно, с материальной точки зрения ценность того, что спрятано в этих кувшинах, в свою очередь неизмеримо превышает ценность всего количества золота, виденного нами в Азтлане. Несомненно, что в наших руках в настоящую минуту находится самый громадный клад, какой когда-либо существовал с начала мира.
– Значит, индеец был прав, профессор?
– Разумеется, и если вы еще и теперь держитесь того мнения, что нам не стоило приходить сюда, рискуя жизнью, то я не согласен с вами.
– Что и говорить! – воскликнул Янг, пробегая восторженным взглядом по рядам кувшинов, в которых хранились тысячу лет несметные богатства. – Ваша правда, профессор. Беру назад все слова, сказанные мной на счет этого древнего короля. Он вовсе не был сумасшедшим, а был таким же умницей, как Джордж Вашингтон и Даниэль Вебстер, вместе взятые. Он нарочно наполнил те глиняные горшки наконечниками стрел и тому подобными вещами. Вероятно, это был старый добряк, который любил пошутить со своими подданными. Недаром я всегда его любил, этого вашего короля, и всегда про него думал, что он молодец-мужчина. Нет, ей-богу, отличную он устроил штуку, и мы, забравшись сюда, не остались внакладе, а попали как раз в самую точку!
Эпилог
Мне всегда становилось грустно, когда какой-нибудь строго определенный период моей жизни подходил к концу, потому что каждый раз я упрекал себя при этом в неумении воспользоваться многими представлявшимися мне благоприятными обстоятельствами и счастливыми случайностями. Дописывая заключительные страницы настоящей книги, я снова испытываю горькое сожаление, как и в тот момент, когда мы с Янгом, перенеся сокровища царя Чальзанцина из кладовой в пещеру, вытащили подпорку из под качающейся статуи и таким образом утвердили на прежнем месте эту громадную каменную глыбу. Поднять ее снизу мы уже не могли и, нагромоздив обломки камней под ее подножие с переднего края, сделали истукана окончательно неподвижным и сверху. Теперь этот выход был безвозвратно загражден, а в данную минуту, когда я пишу эти строки, меня почему-то невольно печалит сознание, что я также безвозвратно отрезан от известной части моего прошлого. Недаром один персидский поэт сказал: «Оконченная книга – то же, что запечатанный ларчик; к ней ничего нельзя прибавить и ничего нельзя от нее отнять. Поэтому станем молиться Аллаху, чтоб ее содержание было хорошим».
