Эта ситуация ярчайшим образом показала никчемность кадровой политики Горбачева в многонациональном Союзе ССР. О том, что национальные отношения для Горбачева были «терра инкогнита», писал бывший посол США в СССР Дж. Мэтлок: «Горбачев казался почти слепым в отношении реальных сил, стоявших за этнической и национальной агитацией… Либо он не знал, либо не хотел знать о проявлениях национальных чувств – русских и нерусских».
Известно, что именно нарастание националистических, сепаратистских настроений во многом обусловило распад СССР. Тема национальной политики Горбачева весьма обширна и многогранна, я же предпочту ограничиться Литовской ССР, в которой я прожил 45 лет, с 1947 по 1992 год, национальная политика ЦК КПСС в отношении которой мне хорошо знакома.
По мнению председателя КГБ СССР, а затем генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова, Коммунистическая партия являлась главной идеологической скрепой многонационального Союза ССР. Еще раз повторюсь, что при всем догматизме и ритуалистике, которые стали довлеть в партии в брежневско-горбачевский период, КПСС оставалась становым хребтом, обеспечивающим единство СССР.
В этой связи следует рассказать об институте вторых секретарей ЦК компартий союзных республик, который ЦК КПСС многие годы использовал для контроля и управления ситуацией в этих республиках. С помощью вторых секретарей аппарат ЦК КПСС держал «руку» на пульсе национальных регионов. Фактически это были «глаза, уши и руки» Москвы.
Позволю себе процитировать рассуждения многолетнего сотрудника отдела пропаганды ЦК КПСС Леона Аршаковича Оникова о вторых секретарях, изложенные в статье «Трагедия русских» (Независимая газета. 19.05.1998). В ней Оников констатировал, что институт вторых секретарей сыграл серьезную роль в усилении антирусских настроений в национальных регионах.
Он напомнил, что при царях «генерал-губернаторами или наместниками в национальные регионы цари назначали чаще всего русских, которые прекрасно знали национальные особенности этих регионов. Например, все генерал-губернаторы, до назначения в Туркестан, до этого имели опыт в не русских регионах. Как правило, многие из них владели одним из основных языков Ближнего Востока – арабским, турецким или персидским».
Оников отметил, что «при Сталине было немало случаев, когда вторыми секретарями национальных компартий назначались либо представители коренной национальности, либо местные русские. В связи с этим такое назначение воспринималось, хотя бы в какой-то степени, как естественное. Так, до Брежнева из 27 вторых секретарей ЦК партии Армении 23 были армянами».
Но в период от Хрущева до Горбачева институт вторых секретарей, по мнению Оникова, был доведен «до опасного абсурда». Как отмечал Леон Аршакович, в той же Армении в брежневско-горбачевский период все четыре вторых секретаря были русскими, присланными из Москвы, до этого никогда не жившие в Армении.
В этот период вторыми секретарями компартий союзных республик были партийные работники российских обкомов партии, которые, как правило, прошли «обкатку» в аппарате ЦК КПСС. И после этого их направляли в национальные республики. Специфику этих республик будущие вторые секретари знали лишь по справкам ЦК, реальная история регионов и язык в большинстве случаев им были недоступны. В итоге «второй секретарь» «рулил» в национальной республике в меру своего интернационального опыта.
Вновь приведу цитату из той же статьи Оникова. «При Горбачеве, когда ЦК КП Узбекистана попросил ЦК КПСС направить туда (после узбекского дела) партийные и советские кадры высшей номенклатуры, то кадровые недоумки из руководства орготдела направили туда из российских областей 61 ответственного работника, из которых только один (!) имел опыт работы в национальном регионе (Хакасии). Вспоминаю слова бывшего первого секретаря ЦК партии Узбекистана, с грустью сказавшего мне: “При царе нам присылали врачей и учителей, а сейчас – прокуроров и партсекретарей”».
Поэтому в национальных республиках уже в предперестроечные годы многие вторые секретари на местах воспринимались как проводники «тупой» русской политики. Их личности, стиль работы и поведения отождествлялись с русским московским руководящим центром. Любое недостаточно продуманное решение, принятое ими, воспринималось как проявление бездумной политики русского Центра, ущемляющего интересы республик.
В Литве вторыми секретарями компартии в основном были московские «направленцы», плохо знавшие национальную специфику республики и вообще не знавшие ее истории и языка. Следует иметь в виду, что всевластию московских «направленцев» в Литве мешал серьезный сдерживающий фактор в лице многолетнего (с 1941 по 1974 г.) первого секретаря ЦК Компартии Литвы Антанаса Юозовича Снечкуса.
Этот невысокий человек обладал мудростью литовского крестьянина и политика высокого класса. Это помогало ему защищать интересы Литвы в кабинетах Сталина, Хрущева и Брежнева. Авторитет его в республике был непререкаемый. Плеяда партийных и советских руководителей, которых нашел или воспитал Антанас Юозович, успешно руководила республикой на протяжении ряда лет. Соответственно, Снечкуса уважали и в кабинетах ЦК КПСС. Поэтому вторые секретари, направляемые из Москвы, при нем чувствовали себя на вторых ролях.
Однако был период, когда для руководства Компартией Литвы был направлен особый «направленец» из Москвы. Им был Михаил Андреевич Суслов, будущий главный идеолог КПСС. Он с ноября 1944 по март 1946 года исполнял обязанности председателя Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР с чрезвычайными полномочиями по ликвидации последствий войны и в борьбе с «лесными».
Как известно, Суслов зарекомендовал себя несгибаемым проводником линии ЦК ВКП(б), а затем и КПСС. Известно, что Михаил Андреевич Суслов всегда требовал неукоснительного выполнения требований ЦК ВКП(б). Вряд ли он был другим, работая в Литве. Но, видимо, Суслов с помощью Снечкуса уяснил специфику Литвы и не особенно настаивал на реализации кремлевских директив, которые плохо учитывали местные условия.
Дело дошло до того, что Суслов на одном из заседаний Оргбюро ЦК ВКП(б), обсуждавшем вопросы депортации «бандпособников» из Литвы, отмечая специфические особенности республики, пытался способствовать принятию более щадящего решения. Но председательствующий на заседании Георгий Максимилианович Маленков грубо прервал Суслова репликой о том, что, мол, можете спорить у себя дома, со своей женой, а не здесь, в ЦК (Зенкович Н. Самые закрытые люди. М., 2002).
Между тем утверждают, что у Суслова не сложились отношения со Снечкусом, и Михаил Андреевич, став секретарем ЦК КПСС, якобы направил в Литву комиссию с заданием снять Снечкуса с работы. В Литве никто ничего подобного не слышал. Для меня же основным фактом, подтверждающим общую линию поведения Суслова и Снечкуса, является вышеупомянутое выступление Михаила Андреевича на Оргбюро ЦК ВКП(б).
К этому добавлю, что в послевоенный период под Снечкуса и Суслова «копал» уполномоченный НКВД – НКГБ СССР по Литве генерал-лейтенант Иван Максимович Ткаченко. Он в докладе народному комиссару внутренних дел СССР Л. Берии «О засоренности кадров и недостатках в работе советского и партийного аппарата в Литовской ССР» от 19 июля 1945 года сообщал: «…Партийные и советские руководители республики, на наш взгляд, работают мало. На местах не бывают, агитационно-пропагандистской работы не ведут, рабочие и крестьяне их не видят и не слышат.
