Отцу возражали по-разному. Чиновники рангом пониже, работники отделов в открытую с отцом не спорили. Они не то чтобы возражали, а крайне осторожно выражали сомнения в точности формулировок, их соответствии ленинским постулатам. Из коллег по Президиуму по убеждению соглашался с отцом только Микоян, поддержали его и Маленков с Булганиным (они с отцом всегда соглашались), Молотов с Кагановичем высказывались резко против, остальные выжидали. Молотова с Кагановичем поддерживали идеологи-академики. Отказаться от привычных догм, взглянуть на мир по-новому бывает очень и очень трудно. Отец уважал теорию и теоретиков, но пока теория не расходилась со здравым смыслом. А сейчас она разошлась, и даже очень.
Окончательно расставили точки над «и» 30 января 1956 года, когда отец представил на одобрение Президиума ЦК сверстанный текст. Микоян предложил доклад «в основе одобрить, если есть замечания, передать их докладчику», то есть отцу, а он их учтет (или не учтет). Так поступали и перед XVIII съездом до войны, и перед XIX в 1952 году, но на сей раз Молотов с Кагановичем, соглашаясь, что «основа приемлема», тут же усомнились в приемлемости «еретических» положений, вписанных отцом.
– Стоит ли затрагивать программные вопросы: о парламентском, а не вооруженном пути захвата власти, о мирном, а не революционном развитии общества, о переходе от диктатуры пролетариата к всевластию народа, к демократии, – рассуждал Каганович, по сути, предлагая выхолостить доклад, свести его к бюрократическому отчету «о проделанной работе».
– Замечания кое-какие есть, – поддержал его Молотов, – полезно обменяться мнениями, а не просто принимать за основу.
– Есть ряд рискованных положений, сомнения есть, – почувствовав поддержку, осмелел Каганович, – в частности о неизбежности войны с империализмом. «Неизбежность» – принципиальный вопрос, мы не можем ревизовать объективные законы. На весь доклад – только одна цитата из Ленина, и та переврана.
Отцу подобрали цитату в подтверждение его тезиса о мирной уступке власти буржуазией, правда, у Ленина речь шла о малом государстве и при условии, что «большие» соседи пролетарскую власть уже установили. К сожалению, ничего более подходящего отыскать не удалось. Да и эту цитату пришлось оборвать, ибо после: «…возможна мирная уступка власти буржуазией, если она убедится в безнадежности сопротивления», – Ленин берет свои слова назад и заканчивает: «Гораздо вероятнее, что и в мелких государствах без гражданской войны социализм не осуществится и потому единственной программой интернациональной социал-демократии должно быть признание такой войны, хотя в нашем идеале нет мысли насилию над людьми»300.
—Не так цитируется Ленин, – продолжал напирать Каганович, – теперь о парламентской борьбе: рабочий класс может иметь большинство, а власть останется не рабочей. Возьмите хотя бы английских лейбористов. Не стесняясь надо сказать: мы за революцию, мы за диктатуру пролетариата.
– О войнах нечетко сформулировано, и почему бы тут не сослаться на Сталина? – подхватил эстафету Молотов. – О формах перехода к социализму. Социалисты у власти в Англии, Норвегии, Швеции, но это не путь к социализму. Вывод: «в прочный мир» без диктатуры – это упрощение.
Отец молчал, он заранее заручился поддержкой большинства.
– Мы отталкиваем массы, твердя: «Вот придем и начнем вас резать», – возразил Микоян. – Если не с социал-демократами, то с кем держать единый фронт? О не неизбежности войны правильно сказано.
– То, что Каганович говорил, у меня тоже отчеркнуто, – подал голос Ворошилов и тут же сменил тональность. – Держаться за старое нельзя. Положение доклада уживается с ленинскими мыслями.
– Мы можем предотвратить войну, – поддержал отца Маленков, он о том же самом говорил еще в 1954 году, – о парламентском переходе к социализму – правильно.
– Надо ли ставить эти вопросы? Они поставлены своевременно и правильно. (Это уже слова Булганина.)
– Считаю постановку вопроса правильной, – вторит ему Сабуров.
– Существо доклада – правильно, не обязательно всем тыкать в лица «диктатурой пролетариата», – начал свое выступление Суслов. – И гражданская война не обязательна. Утверждать так – значит проявлять сектантство. Новая обстановка толкает нас к контактам с социалистами. Надо вносить новое.
– На старые формулы ссылаться нельзя, вопросы изложены правильно, – поддержал отца Первухин.
– Согласен с основными положениями доклада. Фатализм войны отвергаем. Товарищ Каганович не прав, – примкнул к отцу Шепилов.
– Легче всего повторять старое. Это духовное убожество, – рубил сплеча Кириченко.
– Постановка в докладе смелая и революционная. Ленин не случайно говорил о мирном пути развития революции, – подвел теоретическую базу Поспелов. Аристов и Шверник тоже поддержали отца.
– Стремлюсь смягчить свои поправки, – сдал назад Каганович. – Но надо ли отменять марксистское положение о неизбежности войн? Нужно еще поработать над разделом о «революции» и «эволюции». Замечания учесть при работе над докладом и доложить. Все, что говорили, меня устраивает.
Молотов отмолчался.
Отец поставил доклад на голосование. Проголосовали единогласно «за»301.
Отец победил.
Съезд, вслед за отцом, выбрал мир, проголосовал, что мы более не считаем войну неизбежным способом разрешения противоречий между двумя системами – социализмом и капитализмом.
Отмена тезиса о неизбежности военного столкновения двух систем делала поворот к миру не только желанным, но и практически осязаемым.
Революция, вооруженное восстание как единственно возможный способ смены капиталистического строя социалистическим тоже переставала считаться единственно правомерной. На ее место приходили выборы в буржуазные парламенты, которые в недавнем прошлом приравнивали к предательству.
Высший форум партии своим авторитетом санкционировал новый подход к отношениям между двумя мирами, превратил ересь в «новое слово в развитии теории марксизма». Теперь и мирное сосуществование, и сокращение вооруженных сил, и переговоры на Западе и Востоке из области тактических уловок в борьбе с империализмом переходили в стратегическую линию политики Советского Союза. И, как следствие, сразу после съезда, на Совещании представителей коммунистических партий – они съехались в Москву тоже по предложению отца – решили ликвидировать Коминформ, созданный Сталиным в 1947 году. Вместо него, бюрократически-полицейского, по словам отца, органа, учредили научно-теоретический журнал «Проблемы мира и социализма»302. Редакция журнала разместилась не в Москве, а в Чехословакии, в Праге.
После отстранения отца от власти журнал превратится в последний оплот коммунистов-реформаторов.
Современному читателю происходившие в 1956 году баталии кажутся несколько наивными, но тогда слова отца прозвучали откровением и отозвались многоголосным эхом – одни вздохнули с облегчением, другие шептались по углам о его ревизионизме. Хуже обвинения в те ранние послесталинские годы и придумать невозможно. Еще недавно за ревизионизм судили, и судили безжалостно. Конечно, в открытую отца ревизионистом никто не называл, он же глава партии. По сути, отец и был ревизионистом, ревизия тормозящих развитие общества догм – это и есть реформа. В этом смысле ревизионист и реформатор – слова-синонимы. Вот только в советском лексиконе они звучали антонимами.
